— Что они могут искать на этой планете?
— Что-то такое, ради чего стоит отправлять целый флот. Сдается мне, они хотят оккупировать субсектор.
Вальтир покачал головой. Обычно Ольгейр рассуждал верно, но в этот раз, казалось, он ошибался.
— А Сестры Битвы? — Космодесантник сменил тему разговора. — Они посылали сигнал бедствия?
— По их словам, они делают это уже не одну неделю подряд, — ответил Ольгейр. — Однако нельзя сказать, смог ли хоть один из них пробиться за пределы системы. К тому же от нас до любого другого места, где есть армия, месяцы пути. — Великан мрачно усмехнулся. — Смирись, мы тут сами по себе.
Вальтир отошел от ограждения и потянулся, разминая мышцы рук.
— Тогда мне нужно выбраться отсюда и убить кого-нибудь. Я только начал входить во вкус.
Ольгейр одобрительно мотнул головой:
— И я тоже.
Вальтир глядел вдаль, пустынное пространство удручало его. На западном горизонте марево приобрело зеленоватый оттенок, словно плесень разошлась по поверхности воды.
— Они придут оттуда, — сказал он.
Ольгейр кивнул:
— Я уже чую их запах.
Ладони Вальтира начало покалывать от предвкушения. Ему не хватало ощущения тяжести Хьольдбитра.
— Уже скоро, — мягко заметил он, сжимая кулак и глядя на завесу болезни, затянувшую горизонт этого мира. — Очень скоро.
Гуннлаугур сидел в одиночестве. Комната, предоставленная в его пользование канониссой, была лучшей в цитадели: стены драпированы шелком, полы покрыты коврами тонкой выделки с длинным ворсом. Он заставил убрать все это и унести подальше, предпочтя голый камень и штукатурку. Осталась только пара стульев.
Волчий Гвардеец пытался избавиться от мрачного и угрюмого настроя. Отправляясь на Рас Шакех, он не ожидал встретить здесь какого-либо врага страшнее скуки. Хотя сейчас он, скрепя сердце, признавался себе, что немного тягомотины им бы не помешало. Это позволило бы стае притереться, Ингвар и Хафлои нашли бы свое место в их рядах, и все пошло бы старым чередом.
Вместо этого они оказались на планете, которая находилась на грани уничтожения. «Ундрайдер» и тысяча верных душ на его борту были потеряны. Те, кто смог добраться до спасательных капсул, приземлились на планете, погруженной в кошмар. Никто из них не вышел на связь с тех пор, как «Вуоко» совершил посадку в Хьек Алейя. Только этой катастрофы было достаточно, чтобы его мучила совесть. В те немногие моменты, когда он оставался наедине с самим собой после высадки, Гуннлаугур раз за разом прокручивал в уме события короткого сражения на орбите. Возможно, он мог бы справиться лучше, если предположить, что это его жажда битвы затмила тактическое мышление.
А может, и нет. Варианты действий и время были ограничены. Пересматривать решения, которые были приняты в пылу битвы, — неблагодарное занятие.
«Тогда почему в этот раз меня так беспокоит мой выбор?»
Волчий Гвардеец знал ответ на этот вопрос.
От двери раздался мягкий звонок.
— Входи! — прорычал Гуннлаугур.
Ингвар вошел в комнату. Выражение его лица было сложно понять, на нем не было написано явного раскаяния и не было жажды драки. Он, скорее всего, понимал, что его ждет, но не желал идти ни на какие уступки.
Он встал перед Гуннлаугуром. Лицо Ингвара представляло собой застывшую маску спокойствия.
Этого было достаточно, чтобы задеть гордость Волчьего Гвардейца.
«Ты же сын Русса! Покажи свою отвагу!»
— Так почему ты это сделал? — спросил Гуннлаугур, тяжело глядя на Ингвара исподлобья.
— Я пытался предупредить тебя, — ответил Ингвар. — Было правильно…
— Это было не твое дело. — Голос Гуннлаугура оставался по-прежнему тихим, с проскакивающими низкими рычащими нотками угрозы.
Ингвар вздохнул.
— Я видел, как подлетает Ёрундур, — произнес он. — Было правильно…
— Кровь Русса! Не держи меня за идиота! — Гуннлаугур вскочил со стула.
Космические Волки оказались лицом к лицу, буквально на расстоянии ладони друг от друга. Лицо Волчьего Гвардейца пылало от ярости, в то время как Ингвар остался спокоен.
— Что в тебе изменилось, брат? — прорычал Гуннлаугур. — Ты принялся перечить мне на мостике. Ты не хотел атаковать тот корабль.
Когда он начал говорить и вспоминать о том сражении, все стало казаться менее понятным.
У нас был шанс, всего один шанс уничтожить врага. Почему ты предложил им не пользоваться? Как ты вообще мог придумать такое?
Ингвар не стал отводить взгляд.
— Я не перечил тебе, — сказал он. — Нужно учитывать существующие альтернативы. Тактические приемы еще никто не отменял.
Ингвар говорил не на том языке, какого ожидал от него Гуннлаугур. Ни от кого из Небесных Воинов он не слышал подобных слов.
— Говори прямо, — пробормотал Волчий Гвардеец.
— Мы могли отступить. Наш корабль был быстрее. Поскольку враг увидел нас первым, у него было преимущество. При наличии пространства для маневра наша скорость могла бы сыграть большую роль в бою. Возможно, появилась бы альтернатива абордажной атаке.
— То есть ты считаешь, что я был неправ.
Ингвар покачал головой:
— Нет. Ты — веранги. Но мой долг — озвучить все возможные альтернативы.
Гуннлаугур нахмурился. И тон, и слова его боевого брата выбивали Волчьего Гвардейца из колеи.
Ингвар не пытался повысить голос, не нарывался на драку.
— Ты изменился, — повторил Гуннлаугур.
— Ты говоришь так, словно в этом есть что-то страшное.
Гуннлаугур отвел взгляд, сплюнул на пол и взъерошил руками свою спутанную гриву волос. Что-то похожее на тошноту заворочалось внутри.
— Я ничего не боюсь. — Он размял пальцы, как будто собирался схватиться за оружие. Драка была простым и прямолинейным способом решения проблем. И драться он умел. — Помнишь Бореаль Пять? Помнишь, как мы с тобой опустошили тот мир? Вот это была драка. Именно таким я запомнил тебя, когда ты ушел.
Одновременно со словами в памяти всплывали сцены из прошлого. Он снова увидел, как они вдвоем с Ингваром стоят в целом море неистовых, завывающих культистов крови. В ту ночь его молот работал без устали, выкашивая проклятых целыми рядами. Меч Ингвара никогда не двигался быстрее и никогда не убивал с такой смертоносной точностью. Они стояли спина к спине, зажатые в море людей, жаждущих смерти, а над головами полыхали огнем небеса. Это был лучший бой, какого только можно пожелать, — два боевых брата сражались, защищая жизни друг друга.
Гуннлаугур собирался умереть в тот день. Он бы не пожалел об этом. Смерть на Бореале стала бы достойным концом. Двух Небесных воинов, чьи руки были но локоть в крови убитых врагов, воспели бы в сагах, их священный долг был бы выполнен, а честь — незапятнана.
