Нет, он не убегал, просто фыркал, глядя в зеркало – знали бы, кого они пытаются догнать. Его, Баала, люди хотели видеть в последнюю очередь.
Дурацкий день, не проблемный, но тяжелый.
А дома ждал чемодан с оружием, которое нужно было почистить: пистолеты, ножи, два короткоствольных автомата. Хорошо бы еще протереть меч…
Когда Регносцирос налил чашку крепкого кофе, разложил чемодан и чистящие средства на столе, воздух в комнате позади дивана зазвенел – он знал этот звон. Так в его дом приходил только один гость – телепортер отряда специального назначения – Бернарда Дамиен-Ферно, дама Великого и Ужасного Начальника.
А заодно и его друг.
Да, вот так странно, но лишь к присутствию всего одной женщины Баал относился толерантно и даже с некоторой долей радости – к ее, Бернарды.
– Заходи, – бросил он, не оборачиваясь, – садись. Кофе на кухне и горячий, если хочешь.
Кто-то бы решил, что с ней он «душка» – как бы не так. Просто помнил и ценил ту помощь, которую эта девчонка однажды ему оказала, избавив от многодневной душевной боли
[2].
– Привет. Не занят?
– Для тебя – нет. Для всех остальных – да.
Она смешливо фыркнула из-за дивана и сразу направилась прочь из комнаты. Вернулась уже с чашкой кофе, подвинула чемодан в сторону, выставила на стол печенье.
Удивительно, но он был ей рад.
Динка. Девчонка из другого мира – с ней он мог поговорить. Не потому что умная, не потому что питал какие-то чувства, помимо дружеских, – просто она слушала и умела слышать. А это редкость.
– Как живется?
Он взглянул на нее коротко. Все, как обычно: русая челка набок, серо-синие веселые глаза, чуть задумчивый вид. Одета легко, по-летнему – значит, из дома, не из других миров. А то бывало всякое – придет, на плечах куртка не по погоде, и даже пахнет иначе.
– Нормально. Дрейк скоро собирается уезжать в какую-то командировку. Нагрузил нас с Тайрой заданиями, лекции читает, нудит.
– Значит, командировка серьезная. Дрейк не нудит понапрасну.
– Знаю.
Они помолчали. Он разбирал пистолет, она прихлебывала кофе, смотрела в сторону незажженного камина, думала о своем. Затем встрепенулась:
– А у тебя как – все «провожаешь»?
– А то.
Как будто было еще кому. Динка была единственной, помимо Дрейка, кто, кажется, всерьез уважал его профессию. Наверное, потому что понимала сложность процессов, потому что сама занималась подобным – работала с материей. А душа – материя тонкая, тоньше некуда.
В комнате снова повисла тишина. Иногда Баал не знал, зачем она приходила, но никогда не задавал дурацких вопросов – пришла, значит, захотела с ним посидеть. Принесла тему для разговоров, значит, вывалит, а нет – так просто помолчит – он не против. Даром, что женщина, зато собеседник хороший. И Ди, наверное, единственная, кто по-настоящему умеет любить – ему делалось в ее компании теплее.
Правда, в этом Баал не признался бы и под пытками.
Судя по затянувшейся тишине, особенных тем для разговоров гостья в этот раз не приберегла – Баал внутренне расслабился. Иногда он напрягался, когда думал, что у него могут спросить умного совета, а он подведет, не найдется с ответом. Глупый страх, беспочвенный.
– Слушай, ты слышал про эти будки «Вторая половина»?
– А кто про них не слышал? По-моему, половина населения городов в них уже побывали.
– Не скажи, некоторые боятся.
– Может, не боятся, а уверены в собственном выборе?
– Может, и так.
Паста для чистки выдавилась на тряпочку ровным червячком; руки принялись привычно втирать ее в длинное, покрытое пятнами лезвие.
Динка улыбалась. Ей одной, как он понял, было комфортно в его компании и отделанном в темных тонах жилище – хватало внутреннего света.
– А на днях туда сходила Клэр. Захотела убедиться, что Антонио – ее судьба.
– Зачем? Сама себе не верила? Или ему?
– Нет. Наверное, просто захотела увидеть, что все так, как она считает, что все правильно.
– Значит, сомневалась.
– Нет, бывает, людям просто приятно увидеть подтверждение.
– Не знаю. Может быть. Убедилась?
– Да. Экран высветил шеф-повара Рена, после чего она, счастливая, пошла в магазин кухонных товаров и принадлежностей, купила самый дорогой белый колпак и расшила его изображениями пирожных.
– Идиотизм.
– Да не идиотизм, а романтика.
– Любовь делает людей дураками.
– И это ли не здорово? Что можно, наконец, скинуть эту серьезную маску с лица, расслабиться, дать волю чувствам и побыть раскрепощенным?
– Главное, не заигрываться.
– Главное, не бояться заигрываться.
Как обычно. Они стояли по разные стороны одной и той же темы, но не злились друг на друга – просто спорили.
– Знаешь, – Дина дотянулась до пачки с печеньем, взяла один из кругалей, утыканный шоколадной крошкой, и откинулась в кресле, – мы слишком часто пребываем в серьезности. В ненужной серьезности. Ходим с этим лицом, думаем с ним, верим, что кажемся умнее и неуязвимей.
– А на деле?
– Да ну бы его нафиг – это лицо. Правильно говорил Мюнхгаузен: «Все глупости на земле совершаются именно с этим выражением лица…»
– Это кто – философ?
– Почти.
Регносцирос промолчал, но мысленно согласился с неизвестным ему мыслителем – люди часто слишком серьезны и принимают все близко к сердцу. Потому что строят долгосрочные планы, потому что не осознают собственную смертность – только некоторые и в теории, – потому что копят богатство, которое не смогут забрать с собой. Ни монеты, ни слитка, ни куска стены от квартиры, в которой живут.
– Я знаешь, о чем подумала?
– М-м-м?
Тикали часы; меч стал почти как новый – сталь под тряпочкой блестела, отливала в тусклом комнатном свете желтым и коричневым.
– Хочу взять отпечатки пальцев одного знакомого и отнести их в будку.
– В какую из?
– Ну, в ту самую – по поиску второй половины.
– Хочешь взять их без его разрешения?
– Да. И посмотреть, есть ли кто-то на свете для него?
– И, даже если есть, дальше что? Займешься сводничеством?
– Думаешь, это плохо? Ведь Дрейк часто вмешивается в судьбы, и он не всегда не прав.
Баал хотел сказать, что Дрейк всегда прав, но на то он и Дрейк, чтобы знать, куда вмешиваться, а куда нет. Однако тактично промолчал – вдруг Ди обидится?
