Вернулась печаль, вернулся страх, а вместе с ним и горечь – последние минуты ее жизни. В который уже раз… Но ведь есть эти последние минуты, так почему бы не спросить о важном, пока еще есть шанс?
Алька не знала, как обратиться к нему – к гостю, – какое-то время лишь открывала и закрывала рот – не скажешь ведь «дядя»?
– Послушай… – на нее вновь тяжело и невесело взглянули черные глаза, – а у тебя есть карта?
Какая карта?
Вопрос прозвучал немо, без слов.
– Карта Холодных Равнин. Ведь после смерти здесь я окажусь там, да? Я не выживу без карты.
Из обрамления густых волос на нее смотрела застывшая маска.
– Там… кошки. Может, есть оружие? Ты можешь мне дать с собой хотя бы нож? Я умру там. А мне не хочется умирать два раза. Не так быстро.
Она грустно улыбнулась.
Как это странно – просить об одолжении собственного палача.
– Так есть у тебя карта?
Тишина длилась и длилась, тишина давила. Казалось, гость размышлял о чем-то своем – невеселом и по-вселенски тяжелом, тонул в думах о вечном. Наверное, ему уже пора приступать к исполнению, наверное, он полагает, что она тянет время; Алька встрепенулась. Если она не скажет ему «спасибо» теперь, то не скажет уже никогда – не успеет.
– А знаешь, я ведь из-за тебя оказалась здесь.
Она улыбнулась снова – на этот раз почти весело.
– Да, здесь, – кивнула, когда увидела в черных глазах секундное удивление, – в этой камере. Я бы ни за что не пошла на Третий, но вчера увидела тебя в Ринсдейле возле кафе. Не думала, что вообще увижу… Я поймала такси, сказала, чтобы водитель следовал за тобой, а ты… твоя машина… в общем, она просто исчезла на том поле. И я пошла туда. Думала, перейду… схожу сюда, отыщу тебя…
– Зачем?
То было первым словом, произнесенным вслух, и Алеста поежилась от хрипотцы и странной интонации, которую услышала в нем.
– Я, – она смутилась окончательно, – я просто хотела сказать тебе «спасибо». За все, что ты сделал для меня. Тогда. Давно.
Челюсти мужчины сжались, он вновь перевел взгляд на собственные руки.
Она сказала что-то не так? Сделала что-то не так?
А может… От пришедшей в голову мысли Альке вдруг сделалось не по себе – может, он не помнит ее, забыл? А она рассказывает ему, что все, что случилось, случилось «из-за него», практически обвиняет в случившемся.
– Прости, – ей стало холодно и неуютно. – Я не знала… что все окончится так. Здесь. Прости.
Повторила. И тоже отвернулась к стене.
Наверное, ему пора начинать?
* * *
«Спасибо».
Она только что сказала ему «спасибо».
Почему-то не забыла, все помнила – сознание Баала разъезжалось в стороны.
Убить. Он просто должен ее убить, как и остальных, – она задание. На сегодня, вероятно, будут и другие задания, он должен успеть вернуться, пройти через ось, «прошвырнуться» по другим Уровням – работа не ждет.
«Спасибо».
Это недолго. Загасить ее разум, проводить душу обратно; он почему-то не двигался с места, сидел на стуле, как приклеенный.
Она здесь из-за него? Совпадение.
«Если бы не ты, она не оказалась бы в камере».
И на этом Уровне. Вообще на Уровнях.
Хотелось скрежетать зубами. Что-то не сходилось, расплывалось, рушилось, собиралось в неверной последовательности – все просто: он должен подсесть к ней на кровать, заглянуть в глаза, усыпить разум.
«Увидела тебя у кафе в Ринсдейле…»
Черт, да, он был там вчера – забирал какого-то хлюпика. И даже помнил, как какая-то полоумная все кричала: «такси-и-и!», да так громко, что у него закладывало уши, а потом в этом самом такси следовала за ним до самой «служебной» зоны.
А теперь она сидела в камере на кровати. Готовая умереть за свои грехи, попросившая напоследок карту. Или нож.
Ее сердце затихнет через несколько секунд, тело обмякнет. Его заберут чистильщики – расформируют, дематериализуют, перебросят обратно – он проводит душу.
Алеста Гаранева.
Теперь он знал, как ее зовут. С разумом будто в дымке, он поднялся со стула, тяжело поправил плащ за спиной – зачем вообще сегодня его одел? – пересел к ней на кровать. Хрипло произнес:
– Больно не будет.
Она сидела – маленькая и сгорбленная, – смотрела в сторону, какое-то время морально готовилась. Затем повернула к нему бледное лицо, кивнула. И… взяла его за руку.
– Я подержу, ладно? И ты… меня подержи. Тогда не так страшно.
Ее холодные пальцы держались за его, как за спасительный плот.
«Подержи. Не так страшно».
Она цеплялась за собственного палача, странным образом доверяла ему.
Лучше ты. Чем они.
У Баала внутри что-то двоилось. Он все никак не мог сосредоточиться, смотрел «жертве» в глаза – в распахнутые, покорные, ожидающие смерти глаза – и все никак не мог начать. Не мог понять ни себя, ни собственных чувств.
– Это работа.
– Она – своя.
– Она не твоя лишь потому, что ты ее когда-то спас.
– Она – та самая девчонка с Равнин.
«Вы дадите мне нож? Там кошки…»
Да, там были кошки. Много кошек. Он оборвет ее жизнь здесь, они – там. Сколько понадобится времени – несколько минут? В лучшем случае часов…
Блестящие зрачки, радужки кофейного цвета, бледная кожа, тихое, почти неслышное дыхание.
– Она не преступница.
– Она – задание.
– Она умрет на Танэо.
– Тебе нет до этого дела.
Но почему-то есть дело до руки, которая сжимает его пальцы. Еще никто никогда не сжимал его пальцы перед собственной смертью, вверяя себя целиком и полностью.
Ты можешь.
Тишина.
Ты должен.
Тишина.
Делай уже, мать твою!
И Баал вдруг чертыхнулся – нет, он не мог! Резко поднялся с кровати, зашуршал длинным плащом, заходил по комнате и рявкнул: «Пошли отсюда!» так громко, что Алеста скукожилась на кровати.
– Пойдем, я сказал! Дважды повторять не буду.
И она, крайне напряженная, будто сделанная из пластика, негибкая, поднялась с кровати, выпрямилась, отрешенно посмотрела на него – решила, что он решил сменить антураж перед «убийством», – пошла.
Баал рыком распахнул дверь камеры.
* * *
