Мысли об этом казались ей безликими, чужими.
Не отправится – знала. Не забудет его и возвращаться тоже не захочет.
А на Танэо идти страшно. Портал ведет на Равнины, а там кошки, там страшные плосконосые существа с зубами – ее там порвут. Может быть. А, может, ее защитит Дея, – если помнит о ней, если заботится.
Если Дея вообще существует.
Здесь, на Уровнях, Альку ждала известная судьба: она всю жизнь будет искать его – своего демона. Будет надеяться случайно встретить его снова, будет страдать, никого к себе не подпустит – такая уж родилась. Однолюбка.
В родном же мире она никого не будет искать – наоборот, заживет тихо, попробует выяснить, действительно ли таких девчонок, как она, предают стражницы, попытается отыскать правду и справедливость, дойти, если придется, до самого верха. Там у нее в запасе будет меньше времени, чем здесь, ну да ей хватит – она свое-молодое уже отжила, отлюбила.
Вспомнилась бабушка – ее счастливое с дедом фото.
А после всплыло в памяти знакомое лицо, а следом мысль о том, что все могло быть иначе.
И снова закапали на юбку обиженные горькие слезы.
Выходить решила сразу после обеда – побоялась, что в Равнинах стемнеет. До того зашла в чужую спальню, отыскала теплые штаны, натянула на себя. Подвязала поясом, болтающиеся штанины подвернула – получились эдакие колокола с вставленными в них ножками-спичками.
Теплее, чем в любой юбке, и это главное. Отыскала и тонкую кофту, одела ее поверх блузки. После положила в небольшую заплечную сумку плотно завязанный в целлофан контейнер с едой, бутылку воды, заткнула за пояс пистолет – главный козырь против равнинных мутантов. Долго пыталась вспомнить, сколько в обойме патронов (ей ведь говорили), но не вспомнила, а как выяснить, не знала – придется проверять на месте.
Обулась в свои же поверх носок босоножки, долго стояла во дворе, прощаясь, смотрела на недостроенный сарай.
Полдень давно перевалил в ранний вечер; пора – двинулась обратно в хижину, заторопилась вниз по лестнице.
* * *
Зантия включала телевизор крайне редко – мнительно полагала, что шум-таки может привлечь в домик незваных гостей (мало ли, что там говорит Комиссия про щиты?), – но сегодня не удержалась – в шестичасовом выпуске программа обещала показ «Танцев под куполом».
А акробатические номера Зантия любила. И пусть ее тело уже немолодо и негибко, но память цепко хранила воспоминания о том, как это когда-то было – танцы, стройность, подвижность. Любовь, романтика, чувства,… эх!
Смотрительница вздохнула.
– И пусть лучше эти их щиты сработают, – проворчала беленым стенам, – телевизор все равно не выключу.
Звук, который раздался из-за перегородки минутой позже, она вначале приняла за неудачный саундтрек к рекламе – какофоничный, нескладный и потому сейчас модный. Выругалась, хотела временно переключить канал, но, когда с тихим скрипом отворилась дверь, за которой не находилось ничего, кроме входа в Мир Уровней, отвесила челюсть до пола и напрочь забыла про зажатый в руке пульт.
В комнату, крадучись, ступила девчонка.
Зантии она почему-то показалась знакомой – это лицо, стянутые в хвост темные волосы, большие глаза… Кажется, это ее тогда Баал принес раненную, а после выхаживали и забрали с собой представители Комиссии. Ее. Да, точно ее!
– Ты? – спросила удивленно.
Что она здесь делает? Почему одна? И куда, спрашивается, собралась?
– Здравствуйте, – отозвалась гостья хрипло. На бабку едва посмотрела – выискивала глазами дверь на противоположной стороне дома.
– Эй, ты куда! Нельзя тебе туда. Нельзя тебе, опасно там!
– Знаю.
– Ты что вообще…
«здесь делаешь?» – закончить вопрос Зантия не успела, ее перебили:
– У вас есть карта Танэо?
– Карта? – близорукие глаза мигнули за стеклами очков. – Нет карты. Зачем она?
– А в какую сторону до ближайшей границы?
– Эй, ты даже не думай, – смотрительница, кажется, начала понимать, что гостья задумала – вот ведь проходной двор нашли, а она потом отвечай! Ведь уйдет сейчас прямо в глухую степь, скроется за горизонтом и ищи-свищи ее потом, разодранную на части. – А кто-нибудь знает, что ты здесь?
Хотела спросить «Баал», потом подумала, а вдруг та не знает имени своего спасителя? Имена нельзя, имена запрещено.
– Кто тебя пропустил? Как ты?…
– Значит, нет карты? – уточнили разочарованно. Кофта явно велика, штаны и того пуще, глаза грустные и дикие. В руках огромный меч.
– Ты даже не думай… Не ходи туда!
Но девка уже шла к двери.
«Уйдет ведь… уйдет сейчас! Что делать?»
– Погодь! Да погодь ты! – чувствуя, что не успевает – упускает некий важный момент, – Зантия зашаркала к столу. – На!
И протянула незнакомке компас.
– Ближайшая граница будет, если идти туда, где цифра пятнадцать – видишь, на нее стрелка указывает?
– Вижу, – компас жадно сгребла холодная дрожащая ладонь. – Спасибо.
И тут же открылась входная дверь – впустила в теплый дом клуб мокрого стылого воздуха. Едва гостья скрылась за ней, как бабка на полном старушачьем ходу зашаркала к столу, к телефону. Кому звонить, – ой, беда, – кому? Комиссии? Так ведь и ей настучат по шапке за то, что пропустила, – скажут, вообще из ума выжила, никчемная? А если с работы уволят, где новую искать? Она ведь немолодая, не быстро учится, для многих работ уже не годится – совсем не как те, что выкруживают номера под куполом…
И Зантия, то и дело сверяясь с приклеенным к стене кусочком прозрачной изоленты листком, принялась набирать номер единственного человека, способного помочь, – Баала Регносцироса.
* * *
А здесь было холоднее, чем она думала. Плоские подошвы скользили на острых и мокрых камнях, носки почти сразу же промокли, изо рта шел пар.
Алеста цепко сжимала в руке компас и постоянно следила за стрелкой – на цифру пятнадцать, на цифру пятнадцать. Если ей хватит времени и патронов, сегодня, завтра или через день она с Равнин выйдет.
Над пологим холмом висели тяжелые тучи; спасительный порог домика оставался все дальше за спиной. Кошек пока снаружи видно не было, но они скребли на душе.
* * *
– Ну, возьми же ты трубку… Возьми! Из-за тебя ведь пропущу не только программу – все пропущу. И где тебя носит, спрашивается?
Восемнадцать гудков. Двадцать. И это четвертый или пятый набор кряду.
«Может, Регносцирос сменил телефон? Может, забыл оставить новый номер?»
Экран старенького телевизора показывал, как на арену выходит первая акробатическая пара; Зантия взглянула на нее и заругалась-заматерилась пуще прежнего:
