Он открыл рот, собираясь было поведать ей о Журавушке на своем заднем дворе – историю, до сих пор вызывавшую в нем чувство неловкости, особенно после того, как Аманда отреагировала на нее так скептически; но, быть может, теперь настал момент рассказать о птице, чью жизнь он, возможно, спас, птице, появившейся неизвестно откуда и своим появлением обозначившей некий новый этап в его жизни, этап, который (он чувствовал это своим замирающим от страха сердцем) мог в любой момент завершиться.
Но вместо этого он, к своему удивлению, сказал:
– Когда мне было восемь лет, меня сбила машина. Хотя это лишь одна из версий этой истории…
И пока она подстригала его, он рассказывал.
– Жила-была одна леди, – начал Джордж, держа за руку Джея-Пи, когда они гуляли у пруда, – которая родилась от облака.
– Ну, так не бывает, – сказал Джей-Пи.
– Бывает. Она родилась в облаке. Вот в таком! – И Джордж выдохнул облачко пара в морозный воздух.
Глаза Джея-Пи засияли, и он тоже выдохнул облачко, а потом еще целую вереницу таких же.
– Значит, облака появляются от дыхания?
– Хотелось бы, малыш, но тут еще дело в том, что испаряется океан.
– Но я же, вот, выдуваю облака. Значит, это я их делаю!
– Возможно, да.
– Grand-père?
– Да?
– А когда пукаешь, тоже получаются облака? Джордж посмотрел на внука сверху вниз. Джей-Пи был абсолютно серьезен.
– Мама говорит, что, когда пукаешь, получается только вонючий воздух, и все, – продолжал Джей-Пи. – И что все пукают, даже королева, а еще что мое дыхание тоже иногда воняет так, как будто я пукаю.
– Ну что ж, пока звучит весьма логично.
– Но тогда получается, что если я могу выдуть облако изо рта… – Джей-Пи выдержал паузу, явно выстраивая умозаключения в своей маленькой голове. И, усмехнувшись, взглянул на деда: – Значит, я могу делать облако, когда пукаю?
– Это будет очень вонючее облако.
– Вонючее облако, в котором родилась твоя леди?
– Она родилась в таком облаке, из которого ей захотелось поскорей улететь.
– А ты не взял хлеба?
– Что?
– Для уток. – Джей-Пи указал пальцем на пруд. Несколько дрожащих от мороза гусей, которые почему-то не улетели на юг, смотрели на них с явной надеждой.
– Черт! – сказал Джордж.
– Это плохое слово?
– Нет. Это слово говорят бобры.
– У бобров плоские хвосты, – сказал Джей-Пи. – И огромные зубы.
– У тебя тоже когда-то был плоский хвост.
– Нет!!! – закричал ошеломленный Джей-Пи.
– Да, и мы все за тебя ужасно волновались. Но когда ты родился, он у тебя отпал.
– Когда я родился в облаке?
– Именно. В очень вонючем облаке.
– Je suis une nouille… – пропел Джей-Пи.
– Ты лапша?
– Нет! Я – облако!
– А… – сказал Джордж. – Тогда nuage.
– Но я так и сказал! – вскричал Джей-Пи. – Je suis une облако! – Он закружился, повторяя это снова и снова, но затем вдруг остановился. – Grand-père! – сказал он, пораженный внезапной мыслью. – Ты говоришь по-французски?!
– Да нет, – покачал головой Джордж. – Просто учил когда-то в колледже.
– Что такое колледж?
– Такая школа. В Америке.
Джей-Пи сощурился, производя в голове очень сложные вычисления.
– Значит, ты был американцем?
– Я и сейчас американец.
– Врешь!
– Вот так мне все и говорят. А теперь мне нужна твоя помощь. Не забыл?
– Высокая птица! – сказал вдруг Джей-Пи, поднимаясь на цыпочки и вглядываясь в даль поверх гусей, которые подобрались к самому берегу в надежде на то, что его кружение – прелюдия к кормлению хлебом. – Я не гусь, grand-père!
– Если будешь так кричать, спугнешь высокую птицу.
– Я не гусь! – прошептал Джей-Пи как можно громче.
– Верю.
– Иногда я бываю уткой.
– И в это я тоже верю.
– Я больше не вижу птицу, Джордж.
Джордж посмотрел на внука.
– Как ты меня назвал? – спросил он довольно резко.
Лицо Джея-Пи дернулось, губы скривились.
– Так тебя называет мама… – сказал он, и две маленькие слезинки скатились по его щекам.
– О, нет, Джей-Пи! – Джордж присел перед ним на корточки. – Я совсем не сержусь. Я просто удивился…
– Она зовет тебя так, потому что тебя любит. Она сама говорила.
– Все верно, малыш, так и есть, – сказал Джордж, обнимая внука. – Но я буду счастлив, если ты будешь звать меня grand-père. Знаешь почему?
– Почему? – шмыгнул носом Джей-Пи.
– Потому что ты, Жан-Пьер Лорен, единственный на свете человек, который имеет право так меня называть.
– Единственный?
– И неповторимый.
– И неповторимый… – произнес Джей-Пи, словно примеряя на себя это звание.
Они прошли еще немного по берегу пруда, но, кроме разочарованных гусей и нескольких спящих уток, так никого и не увидели.
Никаких журавлей. Ничего необычайного.
– А что случилось с леди из облака?
– Она повстречалась с вулканом, – ответил Джордж рассеянно, все еще вглядываясь в водную гладь. – Все оказалось непросто.
Он снова видел странные сны. О том, что он летает.
Мир состоял из висевших в воздухе островов, соединенных между собой шаткими мостиками или веревочными лесенками. Журавушка летела позади него, отставив назад свои длинные ноги. «Это очень по-журавлиному», – сказала она ему. Куски мира вертелись под ними, а они пролетали мимо плоских каменных блюдец с реками в форме колец и мимо шарообразных планеток, с которых ему махали счастливые Джей-Пи и Генри, оба одетые точь-в-точь как Маленький Принц.
– Людям не снятся такие сны, – сказал Джордж, приземляясь на скалу в форме поля для американского футбола.
– Ты хотел сказать «для британского футбола», – поправила его птица.
– Вовсе нет, – нахмурился Джордж.
Журавушка пожала плечами и отвернулась, как только он посмотрел на нее внимательнее.
– Что у тебя с глазами? – спросил Джордж.
– Глаза как глаза, – ответила она, не глядя на него. – Особенно когда во сне.
– Я как раз подумал – особенно когда не во сне.
