Аманда уставилась на него, соображая:
– В каменном веке?
– Я так и сказал!
– Валяй, ты знаешь, как включать.
Пока Джей-Пи ковырялся в пультах, запуская уже загруженных «Вихляшек» по телику, Аманда разглядывала табличку, думая о том, что, возможно, гора и птица на ней – это отец и Кумико. А возможно, и нет. А еще она подумала, что небольшая, в общем-то, табличка кажется в то же самое время странно огромной – больше гостиной, больше всей ее, Аманды, жизни; и чем дольше ее разглядываешь, тем сильнее мир таблички грозит перетечь сюда, в этот мир.
Время шло, а она так и не собралась рассказать об этом подарке ни одному из родителей. И судя по словам Джорджа, ему Кумико тоже ни о чем говорить не стала. Ничего не узнал он и от внука, хотя Аманда вовсе не собиралась просить малыша соврать, как-то само собой вышло, что никто об этой табличке больше не упоминал. Это стало их тайной, которую все негласно согласились хранить.
А сама Аманда просто продолжала любоваться этим пейзажем, и все.
За эти же несколько недель (еще до того, как заметила у Аманды табличку) Рэйчел стала до странного дружелюбной.
– Не хочешь с нами пообедать? – предложила она однажды, подходя к ней и таща за собой Мэй, как заправский буксир.
У Мэй отвисла челюсть.
– Серьезно?
– Серьезно? – эхом отозвалась и Аманда.
– Девушки в офисе, – заявила Рэйчел, – должны держаться друг за дружку? Чтобы обезопасить себя от всяких глупостей?
– Так ты серьезно? – повторила Мэй.
– Серьезней некуда, – отозвалась Рэйчел. – Мы все здесь взрослые люди?
– Спасибо, – сказала Аманда. – Но у меня свои планы.
– Ну, как хочешь, – бросила Рэйчел, и они обе ушли.
Но и это было еще не все.
– Мы завтра собираемся в кино, – объявила Рэйчел в пятницу утром. – Поржем над акцентом Энн Хэтэуэй? А потом опрокинем по паре коктейлей?
Аманда взглянула на нее с подозрением:
– Это что, приглашение?
На лице Рэйчел появилась злая, с издевкой, гримаса, но тут же исчезла.
– Слушай, – сказала она. – Ну, сколько раз я должна тебе говорить, что прошу прощения?
Аманда открыла рот, потом закрыла – и открыла снова.
– Один?
– Ну, так как? Пойдешь?
– Но у меня Джей-Пи…
– Ладно, расслабься. – И Рэйчел снова ушла.
Все было странно – в каком-то смысле еще хуже, чем в период их дружбы на почве взаимной ненависти. По работе Рэйчел муштровала ее, как и всегда, но странные приглашения от нее так и сыпались, и однажды Аманда сдалась, и все трое наконец отправились обедать в недавно открытую модную бургерную.
– Думаете, это настоящий эмменталь? – спросила Аманда, поднося к глазам бургер.
– Поверить не могу! Чтобы клали такой шикарный сыр на какой-то гамбургер?
– «Шикарный»? фыркнула Рэйчел. – Кто сказал «шикарный»?
Мэй чуть заметно смутилась:
– Кажется, я…
– Как у тебя с Уолли? – спросила Аманда, надкусывая бургер.
– Уолли – большой сосунок, – ответила Рэйчел, разрезая свою порцию надвое.
– У него – большой сосунок? – уточнила Аманда. – Или он сам такой?
Рэйчел шваркнула вилкой и ножом о столешницу – с такой силой, что вздрогнули даже за соседними столиками.
– Знаете что?! – почти заорала она. – Я, между прочим, порядочная!
Звенящая тишина повисла над их секцией ресторана. Мэй посмотрела на Аманду, потом снова на Рэйчел.
– Ну да, – сказала Мэй. – Ну, то есть ты в порядке…
– А кто говорит, что ты непорядочная? – спросила Аманда с явным интересом, хотя и не забывая откусить очередной кусок мяса.
– Я знаю, что со мной нелегко? Понятно? Но как еще по-другому? Если ты женщина и хочешь преуспеть? Да при этом и личную жизнь устроить… и не стать… не стать…
– Мымрой? – подсказала Мэй, потягивая через соломинку фисташковый милкшейк.
– Да, не стать мымрой! Вот я о чем?
– К чему ты клонишь? – поинтересовалась Аманда.
Рэйчел тяжело вздохнула, и в глазах ее вроде даже блеснули настоящие слезы.
– А ты еще не устала всех вокруг ненавидеть?
– Да с чего бы я всех ненавидела? – спросила Аманда.
– Еще как ненавидишь! – воскликнула Рэйчел. – Только и делаешь, что жалуешься на всё и на всех! Постоянно?
– Ну… – Аманда откинулась в кресле. – Не на всех…
– А кого ты любишь? Ну, скажи мне.
Рэйчел наседала на нее с такой неприкрытой яростью, что Аманда уже не столько отвечала, сколько дралась за свою жизнь.
– Я люблю своего сына так, что тоскую по нему, даже когда он сидит со мной рядом.
– О, вот и я тоже! – прониклась Мэй. – Моя дочка…
– Ребенок, – резко возразила Рэйчел, – не в счет.
– Отца люблю.
– Джорджа, – кивнула Рэйчел.
– Любила Еенри.
– Серьезно? – вытаращилась Мэй.
Аманда уставилась на свой бургер, уже почти без аппетита, вспоминая тот вечер, когда Генри заехал к ней, вечер, о котором он никогда не упоминал впоследствии, когда бы ни позвонил поболтать с Джеем-Пи.
– Да. – Она подняла на них взгляд. – И даже сильнее, чем думала.
– Ну что ж, тебе повезло, – сказала Рэйчел. – У тебя, по крайней мере, кто-то есть. А я так устала ненавидеть всех, и себя, и обеих вас…
– Эй! – сказала Мэй.
– Да ладно тебе! – фыркнула Рэйчел. – Я вообще не понимаю, что здесь делаю. А вы? Не знаю даже, зачем я вам все это…
Она замолчала, и ее лицо сморщилось в безобразной, по-настоящему уродливой плаксивой гримасе. Затем она вдруг вскочила – так резко, что кресло за ней упало. Беспомощно оглянувшись на него, Рэйчел рванула из ресторана наутек. Именно наутек,, подумала Аманда. Так, словно за ней гнались.
– Во дает! – сказала Мэй, поворачиваясь обратно к Аманде. – Думаешь, тебе стоит ее догнать?
– Не мне, – покачала головой Аманда. – Тебе.
Мэй признала, что так оно, видимо, и есть, сграбастала свою сумку и сгинула, не попрощавшись. А также не оплатив ни свой, ни чей-либо еще счет.
Аманда осталась одна и, прокручивая в голове их беседу, прикончила свой гамбургер. А потом – да пошло все к чертям! – и половину гамбургера Мэй.
На работе Рэйчел не только притворилась, что никакого срыва у нее не было, что неудивительно, но еще и продолжила свою кампанию по излучению вселенского дружелюбия, что несказанно поразило Аманду. И это было еще одно предупреждение, еще одна пауза, еще один повод, чтобы Аманда одумалась и перестала носить на работу свою заветную табличку.
