– Это я знаю, но что она сказала?
Мэй грустно пожала плечами:
– Сказала, что к ней пришло озарение и что она поверить не может, сколько времени своей жизни угробила понапрасну. Сказала, что хочет увидеть, что же там, за горизонтом, и больше всего на свете желает того же и мне.
– Ну, что ж. Очень мило.
Лицо Мэй перекосило страданием.
– Знаю! Но ты не считаешь, что она получила черепно-мозговую травму?
Похоже, Мэй не очень удивилась (если вообще это заметила), когда Аманде поступило предложение от Фелисити Хартфорд занять должность Рэйчел. Наверняка сама же Рэйчел все это и срежиссировала. Что ж, если так, то принять это предложение было не так противно.
– Как вы понимаете, Аманда, я делаю это лишь потому, что вы женщина, – сказала Фелисити. – Мы просто не можем себе позволить, чтобы у нас было четырнадцать директоров-мужчин, несмотря даже на явные преимущества других кандидатов перед тем, что я иронично называю вашими способностями…
– Я хотела бы свой кабинет, – заявила тогда Аманда.
Фелисити посмотрела на нее так, словно Аманда разделась перед ней до трусов.
– Прошу прощения??
– У Тома Шэнахана есть свой кабинет. У Эрика Кирби есть свой кабинет. У Билли Сингха есть свой…
– Но у большинства директоров их все-таки нет, Аманда. Никто не собирается наделять вас особыми привилегиями просто за то, что вы…
– Вы не ненавидите женщин?
Фелисити заморгала:
– Дорогая, какую необычайно странную вещь вы сейчас произнесли.
– Вы ненавидите всех. Что лично меня, в принципе, устраивает: я и сама не большая фанатка рода человеческого. Но на нас, женщин, вы нападаете чаще, ведь это забавнее, правда? Мы ведь деремся по-другому. Изощреннее.
– Я благодарю вас за смену темы, но…
– Так вот, предлагаю сделку. Вы даете мне отдельный кабинет, и я не подаю на вас в суд – что очень неудобно, так ведь? – и не предъявляю запись каждого слова, что вы произнесли до сих пор. – Аманда вынула из кармана мобильник и продемонстрировала Фелисити, что запись все еще включена. – А в качестве благодарности прошу вас ответить на один вопрос…
Лицо Фелисити окаменело.
– Ты не знаешь, с кем разговариваешь, юная мисс…
– Что вы думаете о мемориале «Животные на войне» в районе Парк-лейн?
– Таких соплячек, как ты, я просто съедаю на завтрак…
– Так что вы об этом думаете? – рубанула Аманда, чувствуя, как от напряжения этого гамбита у нее сжимается желудок.
Но внешне она оставалась абсолютно спокойной. И это было прекрасно.
Фелисити откинулась на спинку кресла в бессильной ярости. И с отвращением фыркнула – так, словно чертыхнулась.
– Я думаю, что это нелепейшее позорище, – сказала она, – которое устроили там богатенькие имбецилы, у которых…
– …денег больше, чем мозгов, – закончила за нее Аманда. – Это омерзительно – приравнивать золотистых ретриверов к павшим солдатам. Я, конечно, не имею ничего против золотистых ретриверов, но они поставили памятник даже сраным голубям!. И вся эта пакость занимает больше места, чем австралийский Мемориал павшим, поэтому совершенно очевидно, что мы, как страна, заботимся о голубях гораздо больше, чем австралийцы.
– Да, но… – протянула Фелисити, все еще не придя в себя. – Мы-то в чем виноваты? – Но, взглянув на выражение лица Аманды, удивленно улыбнулась: – Ах да! Понимаю.
Каждая женщина в их офисе только и отмечала в последнее время, насколько легче – если уж не совсем легко – стало работать с Фелисити. Все, чего Аманде это стоило, – обедать с Фелисити раз в неделю. Конечно, вытеснить сутягу Тома Шэнахана из его кабинета было не просто, но Фелисити блестяще справилась с этим и в то же утро оставила на новеньком столе Аманды пожелание удачи – открытку с эмблемой Восходящего солнца АНЗАК
[24]. Как ни ужасно, Аманда стала подозревать, что это начало дружеских отношений.
* * *
– Я бы предложил какое-нибудь растение, – сказал ее новый помощник Джейсон, стоя в дверях.
Он был очень, очень хорош собой в том утомительно-фашиствующем стиле, который не вызывал в недрах сердца Аманды ни единого всплеска лавы. И похоже, взаимно: лет на пять младше, этот симпатичный негодяй определенно утягивал ее в какую-то сексуальную беспросветность.
Да ну и черт с ним! Люди в беспросветности намного интереснее тех, кто всегда на свету.
– Растения – для эмоциональных слюнтяев, – ответила она, не поднимая головы от стола и делая вид, будто продолжает работать над тем, чего еще и не начинала.
– Я заметил, – сказал он. – Для вас – бумаги.
Он положил документы на край стола. И застыл в ожидании. Она медленно подняла голову, пробуя себя в роли босса, указывающего подчиненному, что его присутствие более нежелательно.
– Мэй Ло напрашивалась на прием…
– И что ты ответил?
– Что вы, насколько я знаю, ужасно заняты, что на этой неделе у вас, похоже, свободного времени нет и что вы, в принципе, не устраиваете приемов. – Джейсон ухмыльнулся, и глаза его вспыхнули. – Она сказала, что поверить в это не может.
Весь месяц Аманда подыскивала предлоги для его увольнения, но сейчас просто откинулась в кресле и спросила:
– Ты кого-нибудь любишь, Джейсон?
В глазах его на секунду мелькнуло удивление, но он тут же ухмыльнулся:
– Осторожнее, мисс Дункан. Вы же не хотите, чтобы вас обвинили в сексуальном домогательстве?
– Я о любви, Джейсон. Не о сексе. Твоя реакция, к сожалению, очень много о тебе говорит. Я понимаю этот сарказм, но моя фамилия Лоран. Официально я этого не отменяла.
Теперь ему явно захотелось уйти.
– Это все, мисс Лоран?
– Ты не ответил на мой вопрос.
– Потому что это не вашего ума дело.
Она постучала по нижней губе авторучкой – анахронизмом, который Фелисити Хартфорд пыталась запретить по всей конторе, якобы потому, что в наше время вся работа должна выполняться в электронном виде, но на самом деле чтобы насладиться тем, как это всех достанет. Сама же идея принадлежала Аманде.
– Видишь ли, Джейсон, – сказала она. – Считать людей идиотами – не самая плохая идея. Потому что в целом, да, они действительно идиоты. Но не все. Вот где можно очень легко ошибиться.
