Ольга всегда жила по принципу: или всё, или ничего, не признавая в жизни компромиссов, и чем становилась старше, тем острее это ощущала. В тех мужчинах, что окружали на работе, она видела лишь слабых существ, о которых надо постоянно заботиться, выслушивать их жалобы и стоны на нелегкую жизнь, казалось, что лучше быть одной, чем нянчить всю жизнь какого-нибудь стареющего мальчика. Ей приходилось многого добиваться в жизни самой, и сила её характера отпугивала мужчин. Она казалась им холодной и недоступной, а зачем было бороться за эту сильную женщину, когда вокруг так много слабых и нуждающихся в защите?
У Ольги даже внешность изменилась после стольких лет борьбы за своё место в жизни. Она одевалась неярко, стараясь не привлекать к себе внимания, носила удобную обувь на невысоком каблуке, юбки и блузки спортивного покроя. Короткая стрижка, быстрая, стремительная походка придавали ей и внешнее сходство с мужчинами.
Ольга не любила ни ресторанов, ни застолий, предпочитала семейное общение. Многие из коллег пытались подружиться с ней, но ей были скучны женские разговоры о фасонах платьев, о магазинах, местные сплетни. Ей не нравилось кого-то обсуждать или осуждать. Она жила по принципу – не судите, да не судимы будете.
Зато женщина резко оживлялась, когда шло обсуждение больных, особенно если попадался какой-нибудь необычный случай. Она всегда имела собственную точку зрения, но не торопилась её высказывать, ожидая, когда скажут другие. Её мнение всегда было несколько неожиданным и, как правило, верным. За это её уважали и коллеги, и руководители. Профессия увлекала Ольгу и заполняла всю жизнь. Среди пациентов было множество мужчин её возраста, среди них были и неженатые, но ей и в голову не могло прийти, что можно построить личные отношения со своими пациентами. Она могла совершенно бескорыстно ухаживать за ними и, если вдруг течение болезни осложнялось, не отходила ни днём ни ночью. Сама давала лекарства, мерила температуру. Больные ценили и эту заботу, и эту теплоту, понимали, что Ольга всё делает по доброте душевной, и старались, чем можно, помочь ей. Какова же была обоюдная радость, когда тяжёлый больной поправлялся, и, провожая его домой, они с Ольгой вместе плакали от счастья, будто это она дала новую жизнь этому человеку.
Не все коллеги на работе понимали её порывы, многие считали, что она просто не доверяет медперсоналу и старается всё делать сама, другие думали, что этим она зарабатывает среди больных авторитет и всё её поведение – лишь выставление себя на показ. Ольга не обращала внимания на эти пересуды, она мало с кем дружила в больнице, предпочитала иметь друзей на стороне.
Среди врачей, работавших вместе с ней, было много молодых женщин, которые считали её синим чулком, и лишь старики уважали за добросовестный труд и каждый раз приводили в пример, чем ещё больше раздражали молодых коллег.
Неудивительно, что при таком характере было трудно с кем-то познакомиться, а тем более завести роман. Наталья Дмитриевна ругала Ольгу за то, что она ушла в работу с головой. Говорила, что она ещё молода и красива, что пора устроить личную жизнь. Танюша тоже старалась помочь матери, знакомила со своими взрослыми коллегами, но часто эти встречи не имели продолжения, и Ольга вновь и вновь выбирала работу.
Когда она дежурила по ночам, больные старались принести ей что-нибудь покушать из того, что им передавали родные. Она сердилась, не хотела брать, но те находили возможность оставить все эти домашние дары, и утром всё отделение с удовольствием поглощало их.
После возвращения Сергея в Москву срочные дела занимали у него всё свободное время. Он смог позвонить Наталье только через неделю. К телефону подошёл муж и долго, строгим голосом расспрашивал о том, кто звонит и зачем. Наконец она взяла трубку. Её нежное: «Алле, я вас слушаю», – буквально лишило его сил продолжать разговор. «Это я», – наконец сдавленно произнес Сергей. «А я думала, что ты уже забыл обо мне. Я всю неделю как сумасшедшая бросаюсь к каждому телефонному звонку, а ты всё не звонишь!» – «Прости, дорогая, но у меня было столько работы, что сил хватало только добраться до дома и заснуть!» Наталья молчала в трубку, наверное, муж был рядом и мешал ей говорить. Тогда Сергей, прижав трубку к уху, зашептал: «Я люблю тебя, люблю нежно, я не могу жить без тебя. Я хочу только одного в этой жизни, чтобы ты стала моей женой, ты слышишь?» – «Слышу, конечно, слышу, – отозвалась Наталья, – извини, я не могу долго говорить, мы собираемся в гости, и муж ждёт меня. Ты приходи завтра в театр, у нас спектакль, и мы потом обо всём поговорим». Она положила трубку.
Сергей сидел на диване и думал о том, как несправедливо устроена жизнь. Почему он не встретил Наталью два года назад, когда она была ещё свободна, а сейчас столько преград на пути к счастью! Прав ли он, что вмешивается в чужую семейную жизнь? Будет ли Наталья счастлива с ним? Ведь у него и характер несладкий, и работа, отнимающая массу времени, да и Натальин муж вряд ли захочет так просто отдать ему свою жену. Все эти мысли путались в голове, но молодой человек уже знал главное – Наталья будет с ним, он во чтобы то ни стало добьётся этой женщины.
На следующий день Сергею неожиданно предложили поехать в загранкомандировку в Париж, это было двойной радостью: во-первых, посмотреть Париж, а во-вторых, навестить отца и его семью. Их переписка почти прекратилась, и он давно не получал никаких вестей от Бориса. Одно только его расстраивало – что он не сможет целый месяц видеться с Натальей. Зато привезет ей оттуда всяческих подарков.
После спектакля Наталья сидела одна в грим-уборной и думала о своей судьбе. А судьба её, надо сказать, складывалась вполне удачно. Она была из простой рабочей семьи. Ей всегда нравилась та «красивая жизнь», о которой она читала в романах. В детстве она любила наряжаться в мамины платья и туфли, представляя себя то помещицей, то богатой графиней. Стоя перед зеркалом, Наташа могла часами произносить монологи, вычитанные из французских романов. Эти романы были в огромном количестве у их соседки по коммуналке Аглаи Спиридоновны, и та охотно давала их читать девочке.
Наталье так нравилось это лицедейство, что вскоре она стала устраивать целые спектакли на кухне, приглашая на них всех соседей. Те с удовольствием смотрели и слушали талантливую девочку. Она приглашала на сцену и других детей, но их игра рядом с Натальиным актерством была просто смешной подделкой.
Во дворе её звали артисткой. Она была красива, и внимание сверстников всегда было ей приятно и интересно. Ребята наперебой ухаживали за ней, но она рано поняла все преимущества слабого пола перед этими грубыми юнцами и умела вести себя с ними как светская львица, то приближая, то отгоняя от себя какого-нибудь из кавалеров.
Сразу после школы она достаточно легко поступила в театральную школу-студию при МХАТе. Ей помогло и пролетарское происхождение, и красота, и несомненные способности. Училась она легко, всё давалось без особого труда. Она порхала по жизни, как большая красивая бабочка, легко перелетая с цветка на цветок, никогда не задумываясь о том, что будет завтра. Главное было хорошо прожить сегодня. Её охотно приглашали в спектакли на маленькие роли, даже несколько раз снимали в кино. Это были фильмы, где мечты обретали реальность, где бедные Золушки превращались в богатых принцесс.
