И с тяжелым сердцем нажала на красную кнопку.
Второй звонок раздался всего двадцатью минутами позже – на этот раз потенциальный исполнитель представиться не пожелал, но начал жестко и прямо – с суммы за выполнение работы. Двадцать пять тысяч долларов – так он сказал.
Двадцать пять, так двадцать пять – ей было плевать, – но вопрос о картах опять поставил собеседника в тупик. Пришлось бескомпромиссно прервать звонок.
Когда через тридцать две минуты сотовый вновь ожил, Райна поняла, что размещать объявление со словами «бюджет не ограничен» следовало утром.
Начиная с девяти и до семнадцати часов, ей позвонило еще шестнадцать человек. И что они только ни говорили:
«Карт ни у кого нет и быть не может – идти придется вслепую».
«Клиентам их показывать запрещено».
«Я ознакомлю вас с ними при встрече…»
Она объясняла, что названия Уровней можно продиктовать и по телефону – встречаться для этого не обязательно.
Ее уговаривали, ей приказывали, на нее наседали, пытались запутать или запугать, диктовали какую-то ерунду, пытаясь выдать все это за «контрольные точки», о которых она спрашивала. Шарлатаны! Неужели в Ланвиле нет ни одного профессионала? Или в Нордейле? Или на целом Уровне? Что за ерунда?!
Отвечать, словно заводной попугай, настроенный на одну и ту же мелодию, она утомилась уже к полудню. После часа начала откровенно рычать. После трех смотрела на телефон с сомнением, а к пяти часам и вовсе с глухой тоской.
Может, она уже пропустила того, кто был ей нужен? Может, была слишком резка, где-то недослушала или недопоняла? Может, нужно было принимать их лично? Почему ни у кого нет этих пресловутых карт? Все хотят денег, все рвутся в бой, но никто не может назвать ни единой цифры или буквы из тех, что она записала на бумаге.
Неужели она одна из тех неудачниц, которым пожизненно не везет?
А вот после пяти ситуация изменилась кардинально. Потому что кардинально по-другому с ней вдруг заговорили по телефону.
«Мы те, кто вам нужны. Диктуйте адрес».
«Сначала продиктуйте контрольные точки предстоящего маршрута».
Обладатель низкого голоса не смутился ни на секунду – выдал цепь из названий Уровней так гладко, будто читал по ее собственному, сжатому в кулаке листку. А после жестко спросил: «Ну что, встречаться будем?»
«Будем», – судорожно сглотнула Райна.
И тут же продиктовала адрес.
Они сказали: «Подъедем вечером».
Вечер – это когда? В шесть? В восемь? После ужина, или когда зайдет за горизонт солнце?
Она терпеть не могла неясности, но даже несмотря на отсутствие точной информации, радовалась, как не радовалась уже давно – ликовала. Они нашлись – те, кого она искала, – нужные люди. Информаторы не ошиблись – сейчас она была готова расцеловать их лысые – или какие там у них были? (еж их знает!) – головы.
– Они приедут. Они придут. Приедут!
Райна то суетливо носилась по комнатам, соображая, во что бы ей одеться, то приказывала себе угомониться и по целой минуте стояла без движения, то вдруг начинала дрожать мелкой нервной дрожью – они, это значит, больше, чем один? Значит, не только стратег, но и люди с военной подготовкой? Черт, как же ей выглядеть, чтобы произвести достойное впечатление надежного работодателя? Она уже, Создатель знает сколько, не пыталась ни на кого производить впечатление. Да и зачем?
А теперь вот надо. Так во что ей одеться – в костюм? В платье? Остаться в халате? И успеет ли она помыть голову?
Решив, что успеет – должна успеть, – Райна побежала в душ.
* * *
Хрустальная люстра в фойе, вежливый охранник с цепким взглядом на входе, мраморные лестницы, позолоченные перила. Лифт скользил вверх так быстро и плавно, будто шахта, тросы и кабина были смазаны маслом – ни шума, ни скрипа, ни тряски, – лишь механический женский голос сообщал о том, что до указанного этажа ехать осталось «Три… две… одна…секунда. Вы на месте – счастливого пути!»
Мелодичный звон; двери бесшумно разошлись в стороны, и глазам посетителей предстал широкий, ярко освещенный коридор – целый холл, который венчала одна единственная, состоящая из двух высоких деревянных створок дверь.
– Что б я так жил, – завистливо выдохнул Канн.
– Ты бы так не захотел, – уверенно качнул головой Рен.
– А двери-то поди внутри из цельного куска металла. Вот зуб даю, что так.
Баал шагал первым. И, будучи тем, кто первым достиг дверей, он нажал на кнопку дверного звонка, дождался, пока щелкнет сложный механизм замка, и отступил в сторону, позволяя створке распахнуться.
За ней стояла загороженная его высокой фигурой хозяйка хором.
– Мисс Полански? – демон уверенно шагнул вперед.
За ним, не здороваясь, проследовал ассасин.
Стратег, который коротко посмотрел на девушку в длинном черном халате и уже собирался переступить порог, вдруг застыл – резко вскинул голову, впился взглядом в ее лицо и хрипло спросил:
– Райна?
Розовое до того лицо хозяйки квартиры стремительно побледнело – с него моментально сползли все цвета, оставив на снежно-белых щеках рдеть два бордовых от волнения пятна.
– А-арон?
Зашелестели полы черного плаща:
– Вы знакомы?
Их оставили сидеть в просторной комнате на диване. Пролепетав что-то наподобие «простите, мне нужно в уборную», девушка в халате скрылась так быстро, что никто толком не успел ее рассмотреть.
Никто, кроме Аарона, который теперь с хмурым видом изучал не просторные апартаменты, а свои собственные руки – изучал так пристально, будто от расшифровки хитросплетения линий на ладони зависела его дальнейшая судьба.
– Канн, – тихо окликнул его Баал. – Канн, ты меня слышишь?
– Что.
Тот головы не поднял.
– Кто она такая? Откуда ты ее знаешь?
Тишина. Изысканная роскошь комнаты – здесь одни только ковры стоили столько, что можно было полгода кормить обедом из пяти блюд целый отряд бездомных.
– Вы знакомы? – повторил Регносцирос.
Стратег чувствовал, как его пристально изучают не только черные глаза демона, но и серо-голубые ассасина. Пауза затягивалась.
– Райна Вильяни, – отозвался он блекло. – Так ее на самом деле зовут.
Прошла минута. Две. Хозяйка все не появлялась.
– Кто она такая? Скажешь?
– Кто?
Аарон впервые оторвался от изучения своих ладоней и обвел непривычно тяжелым взглядом роскошно обставленную гостиную размером с добрую половину стадиона.
– Она та, – он уставился на висящую на противоположной стене картину – подлинник, помолчал. И завершил фразу с неохотой: – кто оставил на моем виске шрам.
