И в то же время существуют матери, которые чаще всего сами организуют этот переход дочери к состоянию женщины. Мы можем наблюдать это на примере крестной матери из сказки «Ослиная Шкура». Такая материнская амбивалентность, которая может составлять одновременно и препятствие, и помощь дочери в ее становлении женщиной, является своеобразным отголоском дочерней амбивалентности, которая, в свою очередь, может сопротивляться идее перехода от статуса дочери к статусу женщины. Именно об этом мы и поговорим, используя в каждом случае разные художественные произведения.
Глава 19
Матери-наставницы
Как только дочь достигает половой зрелости, первостепенная задача матери изменяется – теперь она состоит в том, чтобы присматривать за развитием ее сексуальности. «Присмотр» может проявляться двумя различными способами, которые отражают разницу между традиционными представлениями и современными взглядами, отмеченными сексуальным раскрепощением и вошедшим в норму совместным проживанием (вместо брака), а также множественным партнерством. Именно эти в корне отличающиеся друг от друга позиции мы и рассмотрим в настоящей главе, посвященной процессу становления дочери в женщину, тогда как ранее мы исследовали отношения матери и дочери, главным образом следуя логике их развития.
В традиционных обществах «присматривать» за дочерью означало: надзор, контроль, запреты, которые все вместе можно свести к одному общему «нет» – роль, типичная для ограничивающих матерей, или тех, кто их замещает, ни на минуту не оставляя юных дочерей одних, чтобы избежать возможных компрометирующих ситуаций. В наши дни «присматривать» означает скорее наблюдать, и, если и вмешиваться в происходящее, то скорее всего в форме разговора. Более изощренно ведут себя вмешивающиеся матери, которые только делают вид, что попустительствуют, но лишь для того, чтобы обеспечить себе более надежный захват дочери в плен. Далее мы увидим, что вопреки этому почти радикальному противопоставлению двух установок речь идет (как для современных матерей, так и для матерей прошлого времени) об одной и той же функции.
От матери не бывает секретов
В фильме Майка Ли «Тайны и Ложь» рассказывается история чернокожей дочери, которую бросила белая мать. Эта история уже рассматривалась нами в главе «Материнская подчиненность». Мать разведена и живет вместе со своей законной дочерью, которой приблизительно лет двадцать. У них весьма напряженные отношения, поэтому мать не очень доброжелательно воспринимает молодого человека, с которым встречается дочь. Мать просит познакомить ее с ним, выспрашивает, принимает ли дочь контрацептивы, настойчиво советует ей определенные противозачаточные средства: пилюли, пасты, презервативы, доходит даже до того, что предлагает ей собственную диафрагму. «Ты меня бесишь!» – бросает ей дочь, отталкивая ее руку, и обзывает мать дурой, а затем уходит из дома, хлопнув дверью.
Вот убедительный пример современного способа гарантировать действенность ограничительных мер: мать больше не налагает запретов на сексуальные отношения дочери, но пытается их организовать, то есть не остается больше ни одного интимного момента, который бы ускользнул от материнского надзора. «Подарить» дочери в таких условиях собственную диафрагму – это вовсе не означает «дар» (не говоря уже о том, что любой подарок – это скрытое уподобление себе), скорее, это высшая степень вторжения, которое претендует на проникновение и присвоение того, что есть самого сокровенного у «другого». К тому же здесь совершенно непомерное нарушение элементарных правил гигиены (это то самое «смешение субстратов», которое подлежит высшему запрету согласно Франсуаз Эритье и является признаком инцеста второго типа); но еще более чудовищное нарушение правил психической гигиены. Они требуют сохранять и поддерживать хоть какую-то минимальную дистанцию между двумя отдельными существами, особенно, если они – родственники. Эта дистанция должна быть еще больше, если речь идет о родственной связи между матерью и дочерью. В ней максимальное уважение такой дистанции, особенно в сексуальной сфере, является знаковым условием, что их связь останется животворной. Дочь этой женщины, Гортензия (удочеренная афроамериканской семьей), мудро замечает своей подруге: «Я не хочу ничего знать о том, что делает моя мать со своим любовником. Не хочу, чтобы она знала, что я сама делаю с моими любовниками, ни, тем более, чтобы она видела меня пьяной».
Дочь, которая стала жертвой столь навязчивого материнского вторжения, в полной мере переживает его жестокость и неправомерность. Она делает неловкую попытку ответить ударом на удар, преподав, в свою очередь, урок матери, причем сделает это в наиболее жесткой и оскорбительной форме. «Надеюсь, ты соблюдаешь осторожность! Смотри, а то вдруг залетишь, в твоем – то возрасте!» – заявляет она матери, когда та вечером готовится к выходу из дома, не объясняя дочери, куда она направляется. Этот обмен колкостями, словно эхо, отражает предыдущий диалог: «Это из-за тебя я не смогла найти мужчину, – бросает мать упрек дочери. – Из-за тебя я пала так низко!» «Никто тебя не просил меня рожать!» – парирует дочь. «Я вовсе не жаждала тебя рожать», – следует реплика матери, и снова дочь: «Нужно было подумать прежде, чем стаскивать трусы!»
Итак, мы весьма далеки от старых викторианских нравов, когда защитная функция матери ограничивающая сексуальность дочери, доходила до того, что мать наставляла дочь накануне брачной ночи и даже советовала ей: «Закрой глаза и думай об Англии!» Но даже если со сменой нескольких поколений какие-то взгляды постепенно изменялись, отношения в своей основе остались прежними. Мать продолжает предпринимать меры, чтобы вернее захватить сексуальность дочери, «присматривая» за ней – вмешательство, замаскированное под попустительство, вместо авторитарности и запретов, которые использовались раньше.
Призрачный жених
Материнское ограничение дочерней свободы в течение долгого времени проявлялось в более классической форме надзора и запретов. Литературные произведения, особенно романного жанра, изобилуют сценами, описывающими, как мать семейства или гувернантка превращается в Цербера, ревностно охраняющего дочь-подростка, зачастую даже не осознающую в той или степени, что ее охраняют, или даже намеренно прячут от любого мужского взгляда. Обратимся теперь к самим художественным произведениям, чтобы рассмотреть, каким способом, когда он не является общепринятым, реализуется амбивалентная позиция матери, направленная, с одной стороны, на ограничение свободы собственной дочери, а с другой – на то чтобы подыскать для нее жениха, предприняв для этого все возможные меры.
В новелле под названием «Сэр Эдмунд Орм» (1891) Генри Джеймс выводит на первый план миссис Марден, вдову, которая пытается выдать замуж свою дочь Шарлотту. В этой паре, состоящей из девственницы и вдовы, одинаковость матери и дочери очевидна даже внешнему наблюдателю: «Я был сразу же поражен сходством этих двух женщин, удивительным даже для матери и дочери», – замечает рассказчик. И мать, и дочь были буквально влюблены друг в друга, причем и мать, и дочь создали что-то вроде взаимного культа. Обе они были чрезвычайно склонны к кокетству, за которое матери пришлось дорого поплатиться в прошлом. Несчастье поработило прошлое матери («Я была дрянной девчонкой») и полностью порабощало будущее ее дочери. В свое время мать стала жертвой семейного заговора с целью выдать ее замуж за некоего сэра Эдмунда Орма, и хотя она сама влюбилась в мужчину, за которого должна была выйти замуж, ее вынудили затем порвать с женихом. К несчастью, Эдмунд Орм покончил с собой. Именно этот факт вызывает у матери сильнейшие муки совести и заставляет ее чувствовать себя виновной, но одновременно пробуждает странную способность видеть своего прежнего жениха как раз тогда, когда в ее дочь влюбляются мужчины. Хуже того, это фантомное существо появляется именно тогда, когда мужчина кажется влюбленным по-настоящему.
