– Как и твой! – раздался возмущенный голос Регины. – Ты послал собственного сына на убийство невинных. Чудовище!
Конрад опустился на кровать рядом с Региной и, скрестив на груди руки, снисходительно улыбнулся:
– Зато ты не уберегла его от зова полной луны. У мальчика много лет назад сердце поросло волчьей шерстью, а ты не придала этому значения, сосредоточив все оставшееся тепло на Михаэле, забыв, что лишь преданная материнская любовь способна разрушить любое колдовство. Ты оставила сына погибать в шкуре волка… Вот, теперь ты молчишь…
Регина сжалась. Конрад говорил жестокую правду. Всю обиду и боль за поруганную любовь несчастная женщина перенесла на невинное дитя, рожденное от предателя.
Она не любила Хассо с момента его появления на свет, вспоминала, как больно волчонок кусал ее грудь, исходил в постоянном крике, не давая покоя ни днем ни ночью. Лишь маленький подкидыш, доставшийся от сестры, стал ее отдушиной, лишь в Михаэле она всегда видела родную кровинку.
– Так почему ты сейчас обвиняешь меня, что я сделал из него чудовище? Я дал ему право выбора, ты же такового не оставила!
Регина почувствовала, как слезы одна за другой ползут по щекам, падая на грудь. Ей нечего было сказать в свою защиту.
Конрад только что вынес справедливый приговор.
Вытерев щеки, она встала с кровати и отошла в угол камеры. Повернувшись лицом к епископу, постаралась говорить спокойно:
– Чума была лишь предлогом, чтобы выманить меня из леса, где твои силы слабы. Где ты не способен совладать со мной… Ведь так? Поэтому я здесь. Зачем ты пришел?
Конрад тяжело вздохнул. Его наигранная тревога сменилась нескрываемым восторгом от осознания власти. Чувство вины, внушенное Регине, даровало ему бесценный козырь.
– Отдай вещь, что принадлежит мне. Солдаты не нашли ее в хижине, ее не было в одежде и вещах, что позволили тебе взять с собой. Где он?
Ведьма, забившись в темный угол кельи, молчала.
Конрад медленно подошел к женщине и протянул руку:
– Отдай! И уже завтра ты будешь в лесном доме. Он остался нетронутым. Слуги не позволили безумным соседям из Фогельбаха спалить его. Где медальон?
Регина ответила вопросом на вопрос:
– Я не вижу у тебя на руке моего дара. Когда ты в последний раз надевал охранное кольцо?
Конрад смутился и тряхнул головой, отгоняя ненужные воспоминания.
– Надень его сейчас, мой дорогой друг, – зашелестел тихий вкрадчивый голос, – и мы сможем говорить, как прежде, слыша мысли друг друга, чувствуя биение сердец…
– Замолчи! – Голос Конрада неожиданно сорвался в крик. – Замолчи! Отдай мне мою вещь, и ты сможешь избежать костра!
Регина рассмеялась ему в лицо:
– Я не боюсь смерти, глупец! Неужели ты подумал, я позволила бы себя схватить твоим солдафонам? После первого смертельного случая в Фогельбахе я уже знала, что тиски вокруг меня сжимаются. Знаешь, почему я сейчас здесь?
Конрад отступил от нее на шаг и прищурил глаза.
– Не потому, что ты принудил меня. Не льсти своему болезненному самолюбию. Я устала, мой бывший друг. Устала смертельно. Мой земной путь закончится на городской площади через несколько дней, и часы неумолимо отсчитывают оставшиеся до освобождения мгновения. И лишь от тебя сейчас зависит, сможем ли мы продолжить существование вне времени.
Лицо епископа вспыхнуло от негодования. Он оскалился подобно хищному зверю:
– Ты меня не проведешь! Когда твоя кожа начнет дымиться и трескаться от праведного огня, а голос – визгливо молить о пощаде, то, клянусь жизнью своей, я лишь рассмеюсь от наслаждения, видя, как твоя пресыщенная гордыня горит синим пламенем. Отдай мне вещь, и я отпущу тебя. Хочешь умирать – бросься вниз головой с городских стен, ты не поймаешь меня в ловушку предопределенности.
Регина равнодушно вздернула брови:
– Думай как хочешь. Прошу тебя лишь об одном: в тот момент, когда палач поднесет факел к костру, будь на площади. И ради нашей любви, что давно умерла, надень на правую руку мой подарок. Уходя, я мечтаю вновь увидеть твои глаза и услышать биение живого сердца.
– Ты просишь о невозможном! Нельзя вернуть то, чего нет. Моя душа высохла дотла, она подобна пустыне, где носится пыльный ветер – призрачный хамсин. Но я не премину доставить себе радость. Напротив твоей поленницы запылает костер богоотступника, посмевшего сомневаться в величии церкви, безумного глупца Иоахима из Марцелля.
Регина зашипела словно разъяренная кошка. Ее высокое тело изогнулось дугой, пальцы скрючились, выпуская несуществующие когти. Черные глаза заблестели гневными угольками.
– Глупца, говоришь? Именно в его стойкости и искренности люди увидят доказательства величия своего Бога, и будут правы. Ты сотворишь из несчастного, верящего в справедливость священника желанную жертву. Каждое слово Иоахима перейдет из уст в уста и останется в людской памяти. Имя его сохранится в летописях и обретет бессмертие, в то время как твое будет навеки покрыто проклятием. Тот, кого ты нарек глупцом, способен видеть зло в каждом его проявлении, потому что душа его чиста от скверны и принадлежит Богу. Святому отцу достаточно было одного пристального взгляда, чтобы почувствовать твою звериную суть. Погубишь его – погубишь себя, и пути назад уже не отыщется. Спасешь его – и надежда на нашу встречу останется.
Продолжительное молчание стало ей ответом. Наконец епископ встал с кровати и сделал шаг к замершей в ожидании Регине:
– Хорошо, любовь моя. – Красивые губы Конрада изогнулись в улыбке. – Тогда я посмею предложить сделку. Я загашу под ним пламя, но и ты скажешь, где находится нужная мне вещь.
– Клянись, хитроумный лжец! Клянись именем Кернунноса, ради которого ты пролил реки невинной крови!
Епископ обжег Регину холодным сапфировым огнем и, выйдя на середину кельи, очертил вокруг себя воображаемый круг. Сотворив заклятие, призывающее Рогатого бога, достал из ременной сумки небольшой стилет и молниеносным движением проткнул острием безымянный палец. Крупная капля, упавшая в центр круга, шипя, испарилась. Клятва была принята.
Регина, успокоившись, вышла из темноты и поравнялась с Конрадом.
– Я обещаю тебе, что святой отец вернется в Марцелль живым и невредимым, – твердо прозвучал его голос.
Женщина улыбнулась. Ее глаза с нежностью окунулись в синеву глаз стоящего в шаге от нее человека.
– Твой медальон сейчас обрел другого хозяина. Моя преемница является его хранителем. Но взять его просто так невозможно. Охранное заклятие лишит вещь силы в случае ее хищения. Лишь добровольно переданный или преподнесенный в дар амулет сохранит власть… И не радуйся раньше времени, хитроумный обольститель! Она сама должна его отдать, сама, от чистого сердца и с добрым намерением, а не следуя твоей просьбе.
