Если вернется…
А пока надо победить демона, поселившегося в голове, который пожирал изнутри, превращал его в комок боли и страха перед каждым закатом. Чтобы умилостивить вечно голодную тварь, молодой барон отправлялся в путь по извилистым смрадным переулкам к уютной таверне, где ждало быстрое упокоение от скорбей.
Туда он шел и сейчас.
Закат властвовал над Фрайбургом, окрасив стены домов из красного песчаника в угрожающие багровые тона. Старый город с узкими переулками и наползающими друг на друга клетушками походил на вспоротое руслом реки гигантское чрево.
Стараясь не выходить на главную площадь, где находились здание суда и тюремные казематы, где лишь толща земли и толстая каменная кладка отделяли его от любимых сердец, Михаэль передвигался по темным окольным переулкам, с омерзением перешагивая через потоки помоев, текущие по водоотводным каналам в толще брусчатки.
На город опустились тяжелые, отвратительно пахнущие сумерки, а вместе с ними, словно по велению подземного монстра, на поверхность выползало мерзкое человечье отродье, которое при свете солнца старалось держаться в тени.
Дорогу Михаэлю преградила толпа бродяг, хрюкающих словно возбужденные течкой боровы. Зажав в углу приблудную шлюху, задрав выше головы ее рваный, выпачканный помоями подол и оголив телеса, они насиловали ее, выстроившись в очередь.
Первая мысль – вмешаться и помочь бедняге – покинула Михаэля, стоило ему увидеть беззубый гнилой рот, растянутый в подобие улыбки, и услышать довольные постанывания блудницы. Он плюнул с отвращением в ее сторону и поспешил прочь.
Проулок вывел-таки на ратушную площадь. Она опустела после утреннего многолюдья, лишь несколько зевак продолжали наблюдать за мучениями колесованного у ворот темницы вора. Его тело, распятое на огромном ободе, было поднято высоко вверх, на растерзание каркающим палачам, сужающим круги и бросающимся за очередным куском мяса, который вырывался из еще трепещущего живого тела. Несчастный с выклеванными глазами еще сохранял признаки жизни. Каждое нападение птицы на его печень вызывало глухие стоны и мольбы о пощаде.
Глупец! У кого ты просишь милости? У обезумевших, радостно наблюдающих твою кончину? Михаэль с омерзением посмотрел на молодую пару зевак. Глаза девушки налились кровью от предвкушения скорой смерти колесованного, а рука ее спутника лежала на паху, стараясь скрыть признаки возбуждения.
Подступившая тошнота заставила Михаэля согнуться и присесть прямо на мостовую. Восстановив дыхание, молодой барон уже собирался нырнуть в ближайший переулок, который должен был вывести на окраину города, как его внимание привлек следующий персонаж – подвешенный за одну ногу бродяга. Из-за разрыва кровеносных сосудов его голова напоминала распухший синюшный бурдюк. Несчастный болтался на перекладине, раскинув руки, напоминая издали чудовищное насекомое, пойманное в паутину. Скорее всего, бедняга был уже мертв, потому что ворон, сидевший на его груди, изогнув шею, одним мощным ударом клюва достал из глазницы окровавленное око и с утробным клекотом немедля проглотил.
Повешенный не дернулся.
Михаэль, не выдержав, изверг на камни мостовой свой незамысловатый ужин. Вытершись платком, он трусливо шмыгнул в переулок под издевательский смех зевак и, не разбирая пути, бросился прочь.
Постепенно студеный вечерний воздух придал сил, вернул к жизни. Не помня, как добрался до городских ворот, Михаэль взглянул на освещенный факелами трактир с медвежьим чучелом на крыше и облегченно вздохнул. У ворот в харчевню лежали подгулявшие бродяги; несколько нищих, рассчитывающих на милостыню, терлись у окон, подглядывая за постояльцами, выходившими освежиться.
Михаэль, шатаясь словно пьяный, направился ко входу. В этот момент яркая вспышка ослепила его. Невольно зажмурив глаза, барон сжался от страха. Сверху донесся глухой раскатистый треск приближающейся грозы; рокочущий звук грома пронесся над городом, заставляя Михаэля испуганно поднять глаза к небу.
Мальчиком он безумно боялся молний и грохочущих небес, полагая, что так справедливый бог карает грешников, заживо сжигая их.
Отчаянные, истошные крики заставили его оглянуться. Несколько человек показывали пальцами в небо. Михаэль поднял в указанном направлении глаза и ужаснулся. Молния попала в башню Южных ворот и вызвала на сторожевом пункте пожар. Стражники, отталкивая друг друга, в спешке покидали форпост.
По каменной стене здания змеей пробежала трещина, и одна из половин башни медленно поползла вниз.
Старясь не слышать криков обезумевших от страха людей, под ногами которых разверзлась пропасть, Михаэль стремглав бросился к зазывающим уютным огням трактира и скрылся внутри. Уютное место в алькове за ширмой ждало его вместе с Магдой, добродушной и глупой хозяйской дочерью. Девушка, с одобрения отца, хозяина заведения, была приставлена для увеселения богатого гостя. Румяная красавица, улыбнувшись ямочками на аппетитных щеках, расцвела подобно розе при виде влетевшего в трактир испуганного Михаэля. Какое ей дело до гниющих висельников на площади или падающих башен? Не оскудевала бы рука дающего.
Усадив Люстига в тихий уголок, отгороженный от общего зала, расторопная трактирщица бросилась за его любимым напитком. Уже скоро Михаэль, согрев кровь темным хмелем, полусонными глазами смотрел на царящий в кабачке разгул. Магда, подливая пенную бражку, нескромно прижималась к его плечу, не давая усомниться в намерениях услужить. Ее пухлая грудь, предусмотрительно выскользнувшая из расшнурованного корсета, жадно терлась о локоть. Такая навязчивость отчасти раздражала, но тело Михаэля уже вступило в неравный спор с разумом. Низ живота налился кровью и пульсировал от жажды пронзить доступную плоть, высосать из нее немного сил.
Магда, исподволь почувствовав расположение господина, и вовсе осмелела. Ее рука ненароком легла на его пах и мягко сжала его. Михаэль закрыл глаза и прикусил нижнюю губу от невольного наслаждения. Перед глазами замелькали обрывки воспоминаний: обнаженное тело Кристины, сжимаемое в объятиях, ее влажный полуоткрытый рот, умоляющий лишить ее невинности, безумная темная страсть, повлекшая за собой кровосмешение, и следом протяжные стоны умирающего на колесе бродяги, ублажающий себя зевака, клекот насытившейся птицы…
В то же мгновение разум покинул его. С отчаянием и злобой он впился в кровавые губы Магды, его рука разорвала шнурок на корсете и стиснула набухшую от бесстыдного желания грудь. Толстушка довольно заверещала. Появившийся невесть откуда хозяин трактира предусмотрительно задернул занавесь, скрыв их от чужих взглядов. Рыча от звериной похоти, Михаэль удовлетворил взбунтовавшуюся плоть среди перевернутых тарелок и разлитого по столу липкого пива. Подавив стон вымученного наслаждения, откинулся к стене и медленно зашнуровал гульфик. Изматывающая боль на время отпустила, на место ей пришла пустота, верная подруга смерти.
Дочь трактирщика, которую он только что под властью безумия и хмеля лишил невинности, радостно постанывала в уголке, не сводя с него преданных собачьих глаз и продолжая гладить розовые грудки. Она могла отныне рассчитывать на милость вельможи, которому подарила девственность.
