Высокий брутальный брюнет, а-ля мачо с трехдневной щетиной, был одет с иголочки. Он время от времени как бы невзначай приподнимал рукав пиджака и демонстрировал публике поблескивающие золотом часы. Молодой человек являл собой лакомое сочетание элегантности и небрежности – качеств, которые обычно ценятся женщинами. Собственно, они и порхали вокруг него подобно мотылькам. Он наслаждался их обществом, самодовольно и снисходительно улыбался и был похож на сытого мартовского кота. Маша постоянно слышала его бас. Красавец рассказывал очередную историю, где он, разумеется, исполнял роль героя, или отпускал комментарии, уверенные и тяжеловесные.
Очистите щеголя от дорогой шелухи – и увидите затюканного мамой или бабушкой мальчика, доказывающего окружающим свою значимость. Легко спрятать неуверенность под брендовыми костюмами, коллекционными часами и снисходительными репликами.
«Голубому клоуну досталось больше родительской любви, он не носит маску. Мачо устал и скоро выйдет в тираж. Вывод второй: в туризме встречаются тараканы мужского рода, но они мимикрируют под нас. Мужчины – класс вымирающий».
Поставив неутешительные диагнозы, Маша улыбнулась. Подняв глаза, столкнулась с пристальным взглядом Макса, наблюдавшим за ее невербальным психоанализом. Баварец подмигнул и понимающе улыбнулся в ответ: вот видишь, они совсем не страшные, добрые и пушистые.
Первые дни пролетели незаметно, подчиняясь насыщенной программе, переездам из отеля в отель, обедам с генеральными менеджерами, ужинам с маркетологами и представителями кантонального управления.
Маша не забивала голову неизвестной терминологией и не участвовала в обсуждениях, не запоминала представляемых ей сотрудников отелей, она старалась быть ближе к Максу, который исполнял роль не только переводчика, но и хроникера.
Вспышки его камеры действовали на женскую часть группы завораживающе. Забыв о цели приезда, дамы выбирали удачный ракурс и позировали хромому фотографу. Поджимали живот, становясь в три четверти, недвусмысленно округляли грудь, кокетливо хихикали, умоляли снять их еще и еще.
Гламурный мальчик не отставал от своих подружек. Брутальный мачо и строгая Нина Владимировна, наоборот, всем видом демонстрировали равнодушие и усталость.
Маша, так и не сошедшаяся близко ни с кем, старалась большую часть времени проводить в компании гида-фотографа. Он был не против, всегда занимал соседнее место в автобусе или ресторанах, выполняя тем самым поручение Елены – опекать подругу.
Такое внимание к незнакомой участнице не могло не вызвать удивления и легкого раздражения. У «коллег» появился повод для сплетен. Интрижка дала новую тему для обсуждений, а слежка разнообразила их досуг.
– Не знаю, девчонки, как вам, а, по мне, фотограф неплох. Ножка его подвела, а в целом… нормальный. Одни глаза чего стоят и улыбка…
– Молчи! Он вполне даже секси. Я не прочь оказаться на месте этой малявки. Кто она такая вообще?
Девушки замолчали, заметив приближение Маши.
Признаться, ей льстило внимание симпатичного парня и совсем не раздражали завистливые взгляды. Ревность женской половины забавляла и развлекала, добавляла в застоявшуюся кровь куража.
Шла вторая неделя октября.
Прогулка на теплоходе в Гандрию, аутентичный рыбацкий поселок, не обещала быть настолько безмятежной. Ранним утром свинцовые тучи, зацепившиеся за горы, окружили со всех сторон озеро и грозили дождем. Но к полудню случилось чудо. Промозглый ветер сменил направление, от унылых облаков не осталось и следа, а солнце запалило по-летнему. Собравшиеся на верхней палубе участники группы скинули плащи и куртки и с наслаждением растянулись на деревянных скамейках – ловить загар.
За бортом теплохода неторопливо проплывали кварталы южного города, перешедшие в парк с опустевшим пляжем. На бархатных холмах среди пирамидальных кипарисов и взъерошенных ветром пальм замаячили виллы богатых швейцарцев.
Лугано – город-микс, город-фьюжн, как и вся страна, поразительно точно, как по линейке, разделенная на части, где люди говорили на разных языках, имели различные обычаи, культурные традиции и архитектуру. Как на протяжении веков швейцарцам удается совмещать немецкую педантичность и аккуратность, французское легкомыслие и щедрость с итальянским шармом и безалаберностью? И все это на территории, соизмеримой по площади с Московской областью.
Маша стояла у поручней, любуясь прозрачной глубиной озера, бликами переливающейся на солнце изумрудной воды, отражающимися в ней величественными горами. Следила за белыми барашками волн, разбегающихся из-под кормы и растворяющихся в зеркальной глади. Она ловила себя на мысли, что уже не первый раз с момента приезда в Швейцарию задумывается о вечности.
О вечности, о покое, о предопределенности…
Максимильян появился неожиданно. Еще несколько мгновений назад был слышен его смех в компании щебечущих девушек, воспользовавшихся выглянувшим солнышком и потребовавших очередную фотосессию, как вдруг он по-дружески толкнул ее в бок и наигранно обиженным голосом произнес:
– По всей видимости, я бездарный фотограф, если одна из лучших моделей избегает меня. Ты еще ни разу не попросила сделать фото, мне приходится исподтишка ловить моменты, чтобы запечатлеть ускользающий образ…
Маша смущенно улыбнулась и с благодарностью взглянула на Макса.
– Не обижайся, у тебя нет отбоя от более достойных моделей. А меня камера не любит, могу по пальцам пересчитать фотографии, которые мне понравились.
– Это потому, что тебя снимали дилетанты. Мастер отличается тем, что в каждом человеке найдет тайну, скрытую красоту, и выведет ее на первый план.
Когда мысли уносят тебя вдаль и ты, задумавшись, склоняешь чуть-чуть голову набок, то походишь на мадонну Боттичелли, а когда от грусти не остается и следа – на ее место приходит солнечная девушка Ренуара. Твой образ соткан из миллиона мельчайших частичек, удачно дополняющих друг друга, и я пока не в силах собрать их воедино.
Маша слушала Макса с нескрываемым удивлением.
– Ты следишь за мной? Зачем?
– Да. Слежу. И это доставляет мне удовольствие.
– Ты художник?
– Нет. Я всего лишь фотограф. Это мой второй хлеб. Порой увлечение обеспечивает меня лучше, чем такая работа, как сейчас.
Несколько минут они молчали.
– Все время хочу спросить: где ты учил русский? Ты его знаешь почти в совершенстве.
Губы Макса снова тронула легкая улыбка.
– Питерский политех сделал из меня человека. Так у вас говорят? Потом, чтобы не забыть язык, я возвращался в город на Неве, сопровождал группы из Германии. Теперь подрабатываю в фирме твоей подруги. Очень тоскую по Питеру, он напоминает мне самый прекрасный город на земле, Венецию. Я боготворю ее, восхищаюсь ей. Ты была в Венеции, Маша?
«Ты была в Венеции, Маша?»
