От отца она слышала, что Иисус милосерден к кающимся и справедлив к праведникам. Он – Бог Света и Добра и всегда приходит на помощь истинно верующим.
«Веришь ли ты в Меня?» – прозвучал в голове новый вопрос.
Девушка смутилась. Выросшая на лоне природы, среди свободы, среди красоты лесов, умеющая понимать язык птиц и зверей, способная узреть маленький народ, она никогда не задумывалась о главном: кто создал то, что она видит вокруг?
Отец уверял, что Бог Отец сотворил мир за шесть дней, матушка Регина верила, что мир создан Великой Матерью в момент соития с Рогатым Богом. Сама же Кристина никогда не задавала ни себе, ни своим маленьким друзьям вопросов о первопричине сущего. Отец, ставший богобоязненным и благочестивым христианином после смерти жены, при любом удобном случае приезжал в Марцелль на Троицу или Рождество. Дочку он брал с собой на службу. Бедной девочке было достаточно получаса, чтобы налюбоваться праздничным убранством храма, нарядными горожанами, подслушать их разговоры и свежие сплетни вперемешку с молитвами и откровенно заскучать. Рисуя ноготком на деревянных скамьях замысловатые узоры, она не раз бывала наказана отцом за непослушание. Что говорить, Господь не спешил осенить ее знамением и осознанием веры в Него.
Так и сейчас, ежась на холодной скамье, она мысленно перебирала причины, заставившие ее прийти сюда. Отец говорил, что в самые тяжелые минуты на молящегося человека снисходит благоговение и Всевышний внимает молитвам. Он много рассказывал о спасении души, но, как узнал о беременности дочери, не прислал в хижину Регины ни единой весточки.
Грязные наветы, разносимые по Фогельбаху Мартой, обернулись несколькими разбитыми окнами в доме Вильгельма и измазанной конским навозом ограды. На большее паскудство соседи не решились. Заслуги и слава краснодеревщика, распространившаяся далеко за пределы селения, быстро заткнули рты сплетникам и недоброжелателям.
Как бы то ни было, отец отказался от своей дочери и будущего внука, противореча насаждаемой им же самим вере во всепрощение и милосердие. Всю жизнь скрывая в душе возложенную на дочку вину за смерть любимой жены, он воспользовался случаем, чтобы отречься от единственного родного человека.
Хотя у него еще оставался сын, Михаэль, о существовании которого Вильгельм даже не догадывался.
Кристина зябко повела плечами, кутаясь в плащ.
«Что ты здесь делаешь, Кристина?» – вновь раздался в голове голос.
«Бог не хочет говорить со мной, к я не знаю ни одной молитвы. Все бесполезно…»
Девушка осторожно встала со скамьи и, стараясь не шуметь, побрела к выходу.
Дверь скрипнула, и внезапный порыв студеного ветра, толкнувший ее снаружи, сорвал с головы девушки капюшон, растрепав светлые волосы. Гребень, держащий их, выпал из пучка на каменный пол храма. Девушка нагнулась его поднять и расстроилась: одно крылышко птички откололось и в темноте отлетело неизвестно куда.
«Не беда», – успокоила она себя и, закрутив волосы, закрепила в них украшение.
Ждать на ветру Михаэля совсем не хотелось, и она решила обойти вокруг церкви и осмотреть ее внутренний двор. Узкая тропка, петляющая среди засыпанных снегом надгробий, привела ее в угол церковного двора, где притаилась небольшая ремесленная лавка, окна которой светились уютным теплом.
Озябшая девушка поспешила на огонек. Осторожно постучалась в дверь. В домике раздался шорох, и невысокий человек в кожаном переднике поверх рясы просунул коротко остриженную голову в приоткрывшуюся щелку. Его пытливые серые глаза с несколько секунд изучали замерзшую прихожанку. Через мгновение дверь распахнулась, и теплый воздух, пропахший сухим деревом, лаком и столярным клеем, окутал Кристину ароматным облаком. Она невольно улыбнулась: так всегда пахло в мастерской ее отца.
Маленький человек отступил внутрь домика, приглашая ее войти. От тепла у бедняжки заслезились глаза, и она, словно слепой котенок, застыла у входа, пытаясь разглядеть место, в котором оказалась.
Небольшая, освещенная дрожащими масляными светильниками комната представляла собой лавочку по изготовлению деревянных поделок и детских игрушек. Мастер выстругивал очередного летящего ангела или жертвенную овечку. Вокруг его верстака паслись уже целые стада агнцев, крутились карусельки и толпились фигурки волхвов, пришедших приветствовать новорожденного мессию. Поделки были выполнены с величайшей точностью и тщательностью. А главное, с любовью.
Кристина, переводя глаза с одной игрушки на другую, вздыхала с восхищением и не могла вымолвить ни слова.
– Нравится тебе моя работа, милое дитя? – спросил мастер, лукаво прищуриваясь. – Что бы ты для себя выбрала?
Девушка растерялась. Она недоверчиво взглянула на хозяина мастерской и, встретившись с его добрыми глазами, улыбнулась:
– Не знаю, божий отец… Я выбрала бы все. И этого зайчика и того ягненка… а скорее всего, ангела, что сейчас лежит на вашем верстаке. Но думаю, мне придется подождать.
– Да, дитя мое, я только приступил к его созданию. И знаешь что? Я назову его твоим именем и передам в подарок. Где мне найти тебя, когда ты покинешь мой кров?
Кристина не могла понять, что привлекает ее в этом маленьком человеке. Может, глаза? Они светились теплом и любовью, которых лишил ее отец. От них, словно солнечные лучики, по всему лицу разбегались морщинки. Или его доброта, от которой в маленькой лавочке становилось уютно как дома?
Она решила довериться ему:
– Мое имя Кристина Кляйнфогель из Фогельбаха. Я дочь краснодеревщика Вильгельма.
– Знаю, твой отец – талантливый мастер. Я видел его работы и горд, что теперь знаком с его дочерью. Мое умение – лишь жалкое подобие его таланта. Перед тобой обычный ремесленник, надеющийся услужить Всевышнему. Прихожане величают меня отец Иоахим.
Кристина смущенно потупила взор.
Настоятель осторожно взял ее за руку.
– Неисповедимы пути Господа нашего, и недаром этим пасмурным днем он направил твои стопы в сторону церкви. Откройся, дитя, что тебя мучает? Вижу, ты ожидаешь ребенка. – Кристина вспыхнула. – Присядь, милая, за мой стол. Сейчас налью тебе горячего охотничьего чаю, взбодришься, да и ребенку тепло не помешает.
Кристина опустилась на предложенный стул и, проводив глазами исчезнувшего в закутке священника, быстро смахнула набежавшие слезы. Она соскучилась по отцу.
Настоятель вернулся с кружкой душистого травяного чая с каплей настойки и поставил ее перед разомлевшей от тепла девушкой.
– Веруешь ли ты в Бога, дитя мое? – неожиданно спросил он.
Кристина подняла на него испуганные глаза. Некоторое время назад она задала себе тот же вопрос и не нашла на него ответа.
– Не знаю, святой отец… А вы?
Священник от души рассмеялся:
– Конечно, девочка. Иначе бы я не был счастлив в своем пределе. Скажи, веришь ли ты в прощение после искреннего раскаяния?
