После смерти отца он стал чаще звонить в Питер и еще несколько раз возвращался к вопросу о переезде, но мать всегда решительно отказывалась, и он отступил.
А домик в деревне он приобрел только через два года, но уже не для того, чтобы поселить там мать, а просто чтоб приезжать туда с Кристиной на выходные.
У него никогда не было дачи. Когда он был маленький, родители нередко отправляли его с дедом в деревню на летние месяцы, снимая комнату в деревенском доме у милой пожилой женщины, которая очень подружилась с Павлом Егоровичем, а с Сережкой обращалась как с собственным внуком. Это называлось «ездить на дачу». Потом все горожане начали строить собственные дачные домики, но родителей Сергея, вечно занятых и находившихся в постоянных разъездах, эта идея не увлекла, да и дед, несмотря на свое крестьянское происхождение, не стремился обзавестись загородной недвижимостью, считая дачные поселки плохой пародией на деревню. Сергей, человек на все сто процентов городской, и вовсе не мог представить себя торчащим на грядке, выбирающим семена для посадки, заботящимся о своевременной прополке, поливе и каком-нибудь прореживании. Правда, с годами иногда стало появляться желание хотя бы на выходные вырваться из города и посидеть с книжкой где-нибудь в садике, а потом пить кофе на террасе и наслаждаться тишиной вместе с любимой женщиной. Ему хотелось, чтобы у него был загородный домик, то есть дача в прямом, дореволюционном значении этого слова, а не садово-огородный участок, по которому обязательно надо ходить голым по пояс в вытянутых тренировочных штанах, в выгоревшей панаме и обрезанных по щиколотку сапогах. Но задумывался он об этом не часто, и дальше прекраснодушных мечтаний в духе Манилова дело у него не шло. Зная, что оно никогда и не пойдет, он даже ни с кем не делился этой идеей, но Кристина, как это не раз бывало, снова прочитала его мысли.
Однажды она приехала вечером к нему домой, он сварил ей кофе и, извинившись, сказал, что ему срочно надо дописать статью, на что понадобится минут двадцать. Он сел к компьютеру, а она устроилась с чашкой на диванчике у него за спиной и терпеливо молчала, пока он писал. Когда он закончил и, потянувшись, развернулся к ней, она вдруг сказала:
– А знаешь, о чем я мечтаю?
Это было довольно странно, поскольку мечтать, а тем более вслух, было, как казалось Сергею, ей несвойственно.
– Давай купим дачу. Хочу такой домик, с верандой, с белыми занавесками. Чтобы они обязательно на ветру развевались летом, когда окна открыты. А ты будешь сидеть на веранде и писать. Я совсем не буду тебе мешать…
– «А прогнать меня ты уже не сумеешь. Беречь твой сон буду я», – подхватывая интонацию Кристины, продолжил Сергей, но по удивленному выражению ее лица понял, что она не уловила цитату.
Он улыбнулся, подсел на диван и обнял ее за плечи:
– Солнышко мое, а ты у меня, оказывается, мечтательница.
Но она, уже перейдя на свой обычный иронический тон, сказала:
– Да так что-то… навеяло…
И пошла мыть чашку.
С этого дня отвлеченная идея приобретения загородной усадьбы стала для Сергея практической задачей, и он начал поиски.
Наконец в селе Заозерье, минутах в сорока езды от города, он подыскал деревенский дом и, не меняя его внешний облик, с помощью солидных инвестиций и бригады харченковских строителей стал превращать его изнутри в современный коттедж. Он ничего не сказал о своем приобретении Кристине и решил привезти ее в Заозерье, когда дом будет полностью отремонтирован, обставлен, а на окнах появятся белые занавески.
Он понимал, что дорога ложка к обеду и дом следовало бы привести в порядок к лету, но работы затягивались, и становилось ясно, что окончатся они не раньше зимы. Тогда он решил, что пригласит Кристину сюда на Новый год, и они наконец-то встретят праздник вместе. Но в начале осени Сергей не выдержал и, когда Кристина снова обмолвилась про дачу, ни слова не говоря, посадил ее в машину и повез в деревню.
Сначала она не могла прийти в себя, увидев уже почти отремонтированные, хотя еще пустые, комнаты. Ей все здесь нравилось и больше всего удивляло, что Сергей вообще решился на это.
– Не ожидала от тебя. Хотя, если честно, я бы здесь кое-что сделала не так, – сказала Кристина и вдруг начала цепляться к каким-то мелочам.
Неожиданно все в доме стало вызвать ее недовольство, и Сергей уже пожалел, что поторопился привезти ее сюда, не дождавшись окончания ремонта.
– А почему ты со мной не посоветовался, как здесь все обустроить? – вдруг спросила Кристина. – Или ты этот дом для себя делаешь, а я не в счет?
– Кристина, ну, что ты говоришь? – смущенно пробормотал Сергей. – Я просто хотел сделать тебе сюрприз.
– Сейчас придумал? – резко спросила она.
Он понял, что снова назревает конфликт, и примиряющим тоном сказал:
– Ну, успокойся, пожалуйста! Я действительно хотел…
– Гордеев! Я слишком хорошо тебя знаю, – оборвала его Кристина. – Даже когда ты что-то делаешь для меня, ты все равно делаешь это для себя. Сюрприз?! Тебе нужно было, чтобы я тобой восхищалась, а не чтобы мне было удобно. Я вообще в расчет не берусь.
Она отошла в дальний угол комнаты и уселась по-турецки на пол. Сергей почувствовал, что начинает заводиться, попытался себя сдержать, но не смог.
– Послушай, – сказал он, – ты же не будешь утверждать, что я для тебя ничего не делаю? Я накупил тебе полно шмоток, дорогущего белья, я вожу тебя каждый год за границу, я купил мебель тебе в квартиру, я поменял сантехнику у твоей мамы, я покупаю ей лекарства в немыслимых количествах… Это я все тоже для себя? Объясни мне, что тебе еще нужно?
Кристина, все это время безучастно слушавшая его и смотревшая куда-то в сторону, медленно повернула к нему голову и произнесла:
– Что мне еще нужно? Гордеев, а тебе никогда не приходило в голову, что я, как нормальная баба, хочу замуж, хочу рожать детей… например, от тебя?
– Что-то ты раньше никогда об этом не говорила, – опешил Сергей.
– А ты бы хотел, чтобы я тебе сама предложение сделала?
Он не знал, что ей ответить. В начале их отношений он совсем не думал о возможности совместной жизни. Кристина казалась ему частичкой той свободы, которую он приобрел ценой потери семьи, и ему не хотелось превращать их отношения в брак, а тем более называть ее женой. Ему вообще не нравилось это слово, слишком много было в нем чего-то бытового, скучного и повседневного, в то время как редкие встречи с Кристиной были для него каждый раз праздником, вырывавшим его из этой повседневности. Стоило ему на мгновение представить Кристину в статусе жены, как вспоминалась замятинская фраза: «Прекрасная Дама в законном браке – просто госпожа такая-то, с папильотками на ночь и мигренью утром». Такого превращения он допустить не мог.
Возможно, не случись того, что случилось четыре года назад, рано или поздно, поняв, что все равно не может без нее, и устав существовать на два дома, он предложил бы ей жить вместе, согласившись потерять «свою постылую свободу». Но теперь, хотя ему по-прежнему не хотелось оставаться без нее, подпускать ее слишком близко к себе он боялся. Он давно уже начал взвешивать все, что говорил в ее присутствии, и чувствовал, что Кристина тоже стала сдержанней в разговорах, как будто оба боялись заговорить о чем-то таком, что привело бы к новой ссоре, хотя избегать конфликтов все равно не удавалось. У них появились запретные темы, хотя и не сформулированные вслух, но понятные обоим. За четыре года, что прошли после ее возвращения, он так никогда и не спросил о том, как она жила, когда они были врозь, кто был этот человек, чьи вещи висели на том проклятом стуле, который Сергей с радостью выбросил, когда Кристина решила приобрести новую мебель, и она не задавала ему вопросов о его жизни в эти месяцы, да, впрочем, он и не стал бы ей ничего рассказывать, тем более что и сам уже не верил, что все это могло произойти с ним.
