– Удивительный человек, – поделился он позднее с леди Джейн. – Слывет первым красавчиком во всем королевском флоте.
Сэр Джон умолчал, что на фоне бравого Крозье он почувствовал себя толстым неуклюжим увальнем и коротышкой. Но все же не таким никудышным, как среди всей этой колониальной публики.
– Многие дамы считают, – доверительно прибавил он, – что в нем есть что-то от Байрона.
– А высокий рост заменил ему талант, – фыркнула леди Джейн, которая находила долговязость Крозье отталкивающей. И хотя от него и впрямь исходила некая животная чувственность – так пахнет набегавшаяся всласть охотничья собака, – леди Джейн не уловила в лице мужчины хоть какого-то намека на греховность. Ведь втайне она восхищалась Байроном, умевшим так легко предаваться распутству. Впрочем, не важно. Одного разговора с Крозье было достаточно, чтобы понять, что он феноменально глуп.
Также леди Джейн не была в восторге, когда предполагаемая месячная заминка, чтобы добрать провизии и подремонтироваться, вылилась в три месяца, а потом стало очевидно, что эти два морских волка останутся с ними еще надолго, решив перезимовать в Хобарте, чтобы не испытывать судьбу в условиях полярных ночей.
Сэр Джон был рад этой заминке. Он решил развлечь капитанов и их команды, устраивая для них экскурсии, банкеты, подключив их и к научным проектам. Он лично проследил за обеспечением экспедиции провиантом, чтобы никто никого не обсчитал и не подсунул испорченное. Вместе с Крозье и Россом он охотился на эму и кенгуру и даже специально соорудил для друзей обсерваторию, чтобы те могли изучать небо. Он использовал все свои рычаги и властные полномочия ради них. Ведь после Матинны экспедиции были его второй страстью.
Наступила весна. Чтобы отблагодарить друга за гостеприимство, Крозье с Россом решили устроить на «Эребусе» бал-маскарад. Под впечатлением диковинных животных, на которых им удалось поохотиться, темой маскарада выбрали бестиарий.
Сэр Джон стоял перед леди Джейн с маской в руках, «весь в перьях» – вернее, в костюме из перьев, искусно скрепленных при помощи проволоки, и понимал, что супруга не разделяет его радости.
– Дорогая, сам Наполеон ради Жозефины украсил изголовье ее кровати перьями черных лебедей с Земли Ван-Димена.
Тут он запнулся, видя, что еще больше разозлил жену. Это надо же, что за блажь – он даже позаботился о том, чтобы ему изготовили крылья. Ее наряд был гораздо скромнее, как и подобает при их высоком статусе. Леди Джейн решила обойтись маской лисы, купленной много лет назад в Венеции.
– Я взял на себя смелость предположить, – обиженно произнес сэр Джон, – что этот костюм позабавит вас. Смотрите, какая безупречная работа.
Он и впрямь нашел очень хорошего мастера, который сумел соединить тонкий вкус таксидермиста, на уровне «Дома Верро», с полетом фантазии кутюрье. Этот мастер (а по сути, каторжник, сосланный сюда за скотоложество, – о чем, естественно, сэр Джон умолчал) создал удивительные крылья. Сейчас они находились в полураскрытом состоянии, создавая впечатление, будто сэр Джон вот-вот взлетит. В свое творение мастер вложил не только ощущение радости полета, когда можно взмыть высоко-высоко в небо. В костюме чувствовался и явный намек на земные удовольствия… Огромный «черный лебедь» помахал крыльями туда-сюда, словно примериваясь к потокам воздуха, и создавалось впечатление, что сэр Джон, человек, обычно расположенный к праздности и лени, вдруг внутренне собрался, чтобы распрямиться как пружина и ощутить благость освобождения.
– Вы выглядите полным идиотом, – только и сказала леди Джейн.
«Террор» и «Эребус» были пышно украшены в честь праздника. Все семьсот зеркал, заготовленных для обмена с туземцами, проживающими в антарктических широтах, были распакованы и развешаны вдоль бортов корабля. Отражаясь в зеркалах, сотни китайских фонариков на палубе и на мачте создавали причудливую игру света, заполнившего собой все пространство вокруг.
Гости пребывали в радостном возбуждении, обсуждая предстоящий бал. Матинна в роскошном красном платье и маске кенгуру шла, крепко держа за руку сэра Джона. Тот надел на маскарад морскую форму: единственной данью сегодняшнему бестиарию была небольшая маска черного лебедя, да и ту Матинна норовила содрать с его лица и выбросить в воду.
Они поднялись по трапу на верхнюю палубу «Эребуса», где все было готово к балу. Они проследовали мимо кадок с цветами и ветками древовидного папоротника, мимо неловких каторжан в ливреях, которые были им либо слишком тесны, либо болтались, как на пугале, – мимо всей этой прислуги, мечтавшей оказаться на месте Матинны, попавшей в центр всеобщего внимания. Сама она не знала об этом, но догадывалась по тому, как все эти важные люди, дамы и господа, переодетые в животных – утконосов, грифов, кентавров, единорогов и вомбатов, – как все они склонялись перед ней в полупоклоне, стремясь завоевать ее внимание и услышать в ответ какую-нибудь любезность. Но Матинна просто улыбалась, и эта улыбка все заменяла. Сэр Джон и его супруга казались довольны, и втроем они были как семья. Бросив мимолетный взгляд в сторону, Матинна видела, как дамы взволнованно вздыхают и шуршат одеждами, поправляя их перед большим зеркалом на площадке у входа в носовую часть палубы. Вокруг Матинны витали восторженные комплименты, едкие комментарии и еще слова, лишенные для нее смысла.
– О, наша лесная принцесса, – с подвыванием произнес «волк».
Целую неделю она разучивала эту кадриль.
– Прекрасная дикарка, – пробасил «медведь».
Матинна отвела ногу назад, в сторону и снова вернула ее во вторую позицию, затем вложила свою ладонь в руку партнера, раз-два-три-четыре, повторяя начальные движения танца, пять-шесть, – при этом продолжая идти, раздавая улыбки: и вам, и вам…
– Что же сталось с их прекрасными деревнями, – сказал «тигр». – Боюсь, что их тоже снесло волной просвещения.
Она представления не имела, о чем говорят эти люди, но чувствовала, что ее темная кожа делает ее исключительной – не то чтобы плохой, но не такой, как надо. Но ведь это же глупо, потому что лично она была готова к балу.
– Мы приехали сюда не ради того, чтобы насадить цивилизацию или построить нормальное общество. Если ты не каторжанин, то знаешь точно, ради чего ты здесь – ради денег, конечно.
Грянул военный оркестр, и все это пышное празднество вдруг смутно напомнило Матинне вечерние пляски у костра у них в Вайбалене. Ей было знакомо это радостное предчувствие, когда от волнения схватывает желудок.
– Я и сама когда-то полагала, что мы будем отблагодарены за наши добрые помыслы и что все само расставится по местам. Ах, скажу я вам: все эти мечтания быстро улетучиваются на Земле Ван-Димена.
Матинна не понимала смысла этих высказываний, но все равно вбирала их в себя, как и все запахи вокруг, всю эту красоту, и голоса, и музыку тоже, – мысленно считая такты, чтобы вспомнить, когда именно делается в кадрили разворот. При этом все приглашения на танец она отклоняла, отвечая, что дождется кадрили. Ведь именно к ней она готовилась, ее она любила. Другие танцы она тоже знала, но не настолько, чтобы исполнять их публично – она боялась, что собьется и будет выглядеть глупо.
