Так и простояли сиротливо эти кастрюльки до следующих выходных, ожидая своего непутевого едока. Не пришел он. И выбрасывать еду, для Вити приготовленную, рука не поднималась. Казалось Надежде, что и жизнь ее семейная вслед за этими котлетками в мусоропровод полетит. Вздохнув, она все же решилась: не будет верить никаким приметам, самой для себя придуманным, да и в самом деле, не оставлять же их еще на неделю в холодильнике, кастрюльки эти. И уже рука потянулась, чтоб выволочь их на белый свет, как вдруг дверной звонок тренькнул на одной ноте жалобно. Сердце само собой оборвалось и ушло в пятки. Кто это? Ветка? Так время – как раз детей спать укладывать. Нет, это не Ветка. И не мама – она бы позвонила прежде. А может… Может, это Витя уже вернулся?
Мельком глянув на себя в зеркало и натянув приветливую улыбку на лицо, Надя бросилась в прихожую, распахнула дверь настежь. Вспыхнувшая было радостным костерком душа тут же угасла болезненно, свернулась в черный комочек досады – ну что это за напасть на нее такая, ей-богу! Опять этот парень, ее ночное незваное горе-злосчастье! Как его там… Александр! Кончится это когда-нибудь или нет? Это уже не ирония судьбы, это уже злая ее насмешка получается. Пришел, разрушил ее семейную жизнь со своим дурацким алиби и вот снова нарисовался. И что на этот раз?
– Здравствуйте, Надежда, – виновато улыбнулось горе по имени Александр. – Вы меня помните?
– Ну еще бы, – картинно-сердито развела руки в стороны Надежда. – Я вас, уж позвольте, теперь никогда не забуду. Хотелось бы еще очень сердечно пропеть «…никогда не увижу», да только вы ж мне такого удовольствия предоставлять не собираетесь. Испортили песню, одним словом!
– Да, да, я понимаю. Я извиниться пришел.
– За доставленные мне неудобства? И все? Как это замечательно! Спасибо, хоть не навеки поселиться пришли!
– Да вы не сердитесь, Надежда! Просто у меня другого выхода не было, только к вам за этим спасительным алиби идти. Вы же и в самом деле меня спасли, так получается. Пожалели. А вот если б не пожалели тогда и вытащили на лестничную клетку, я бы точно пропал. А так… Спасибо вам, Надежда!
– Да на здоровье, – пробурчала она раздраженно. – Вот ведь жизнь. Не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Самой горе сплошное, а у кого-то из этого горя счастье вытекло.
– А что у вас случилось? Я могу чем-нибудь помочь? – участливо склонился к ней Александр, и тут же обдало Надю знакомым с детства запахом исходящего из чужого организма алкоголя, запахом беды и дурного настроения. Запахом, от которого тоскливым спазмом перехватило горло и захотелось немедленно захлопнуть дверь перед самым носом этого парня, принесшего беду в ее дом.
– Фу-у-у… – сморщила Надежда нос и помахала перед ним красноречиво ладонью, и даже передернулась слегка от отвращения. – А говорили, не пьете.
– Да не пью я! И в самом деле не пью! Чего вы заладили одно и то же! – досадно отступил от двери Александр. – Просто я с похорон иду, а там помянуть надо было обязательно, обычай такой. Деда сегодня только похоронили. Пока вскрытия дождались, пока следствие шло… Интересный такой дед был. На него и голос-то повысить нельзя было, а не то чтобы убить.
– А… Это, значит, вас в убийстве деда подозревали? Ничего себе! А я дедушку не бил, а я дедушку любил?
– Да. Получается, так. Он, вообще-то, не мой родной дед был, а жены моей. Просто рядом с трупом нашли разбитую бутылку с моими отпечатками пальцев, а невдалеке моя куртка валялась. Но к вам-то я без куртки пришел?
– Да. Без куртки. В пиджаке только.
– Ну, вот… Я к вам пришел в половине одиннадцатого, а дед с собакой вышел гулять в одиннадцать, соседка видела. Вот так и получается, все непонятно… Мне очень неловко, конечно, но…
Он переступил с ноги на ногу и виновато опустил глаза в землю, явно собираясь что-то еще сказать. Потом, будто набравшись смелости, вздохнул и выпалил решительно:
– В общем, вам, Надежда, надо еще раз с ним побеседовать.
– С кем? Не с дедом, надеюсь?
– Да нет. С дознавателем. Они и так и этак все проверили – не сходится у них там что-то с этим алиби. Накладки какие-то будто бы обнаружились.
– Как это – накладки? Какие тут могут быть накладки? Я ж все рассказала как есть. Когда вы пришли, в каком виде вы пришли… И свидетели тоже подтвердили…
– Да я-то все понимаю, что вы… Просто дознаватель настаивает, чтобы вы еще раз все рассказали. Там. У них. Он просил завтра в три часа привезти вас на беседу.
– Да не пойду я ни с кем беседовать, бог с вами! – замахала руками Надежда. – У меня рабочий день до шести часов, между прочим. Да меня не отпустят ни за что! У нас с этим строго! По понедельникам начальница всегда на месте, и вообще… Как-нибудь уж сами выпутывайтесь, хватит с меня! Я рассказала все, что знала!
– Но, Надежда…
– Нет. Я сказала: нет. Мало того, что из-за вас меня муж бросил! Хотите теперь, чтоб меня еще и с работы досрочно выгнали?
– Муж? Из-за меня? Как это? – прижав ладонь к груди, отчаянно-виновато уставился на нее Александр. – Что вы, Надежда! Я… я тут ни при чем! Он, наверное, понял что-то неправильно. Надо же ему объяснить.
– Ага… Надо, конечно же, надо, – усмехнулась грустно Надежда. – Очень умная мысль.
– Так давайте я пойду и все ему объясню! Где он сейчас? Я прямо сейчас и схожу!
– Ой, да если б я знала, где он! – отмахнулась она грустно. – Да и вообще, не хватало еще мне вашего заступничества… Сама разберусь! Идите уже, не доводите меня до греха, иначе снова скалкой огрею. Все что могли, вы в моей жизни уже совершили. И я в вашей тоже. Надо же, никогда не приходилось быть ничьей спасительницей.
– Надежда, а как же завтра? В три часа? Хотите, я вас отвезу? Ну пожалуйста… Вы понимаете, они мне до конца не верят. Вы же знаете, как в милиции не любят нераскрытых дел… Я обещал, что вы обязательно придете.
– А зачем вы им это обещали? Вы вообще не должны свою невиновность никому доказывать! Это они должны сами на вас доказательства собирать! Про презумпцию невиновности чего-нибудь слышали?
– Да, все это так, конечно. Все правильно. А только с нашими органами этот номер про презумпцию невиновности редко проходит. Тут у каждого свой шкурный интерес получается. Поиски золотой справедливой середины. Органы сами за себя переживают, а подозреваемый – сам за себя. У кого переживаний больше, тот и победил. Надежда, я вас очень прошу…
– Да ладно, что с вами делать… – вздохнув, смирилась она с судьбой-злодейкой. – Говорите, куда мне надо идти…
– Так я заеду за вами! Вы скажите, в какое место!
– Нет уж. Не надо за мной заезжать. Я уже боюсь вас, ей-богу! Сама приду. Говорите адрес…
* * *
По понедельникам Надина начальница Елена Николаевна устраивала в своей конторе кипучую деятельность, то есть совершенно не давала никому работать. С утра все собирались на оперативное совещание, хотя о чем таком они оперативно советуются именно по понедельникам, никто толком не понимал. Скорее делали вид, что советуются. Чтоб всё как на крутой фирме. Чтоб всё как у больших. И потому действо это смахивало больше на ритуал или обряд какой с торжественно-риторическими вопросами. Начальница строгим голосом задавала им эти вопросы, на которые заранее знала все ответы, а они, ее шустрые подчиненные, с умным и оперативным видом и очень по-деловому нахмуренные, повторяли из понедельника в понедельник все одно и то же: отслеживаю, мол, выполняю, координирую, контролирую сроки… Так же торжественно, например, служительница ЗАГСа опрашивает застывших перед ней брачующихся: является ли, мол, ваше намерение вступить в брак добровольным? Интересно, был ли в истории бракосочетаний хоть один такой случай, чтобы кто-нибудь взял да возопил: «Нет, нет, что вы, меня под дулом пистолета сюда привели, спасите!»
