Офис-менеджер «Клуба» была права: большинство адептов составляли молодые женщины. Я успел убедиться в этом, проходя к «красному уголку» практически через весь лагерь. Молодые и в большинстве своем красивые, они не производили впечатления убогих и несчастных, какими обычно выглядят многодетные матери, молодые послушницы и старые девы. Последовательницы «водного» учения были разными, живыми, я бы сказал, индивидуальными, но – до определенного момента. Стоило попытаться заговорить с кем-нибудь из них, собеседница, дежурно ответив на вопрос, тут же замыкалась, давая понять, что разговор окончен.
Единственное, что объединяло женский контингент лагеря – всеобщая безропотность. Все они занимались своими делами, практически не разговаривая друг с другом. То ли опасались раскрыть незнакомым людям тайну своего появления на острове, то ли увлеченные круговертью событий все еще продолжали молча переживать личные трагедии и потрясения. А они, эти потрясения, несомненно, были, иначе многие из здешних женщин никогда бы не согласились кардинально поменять свой образ жизни и довериться неоригинальной, но настойчивой теории Гуру – отрешение, очищение и поход по миру. Мне кажется, немалая их часть реально оценивала свое положение и понимала, где и под каким влиянием находится.
Мужчин в секте было немного. Каким-то странным образом они умудрились раствориться среди отряда так, что я буквально «нащупывал» и «выдергивал» их взглядом из окружающего пространства, подобно тому, как опытный грибник фиксирует в зарослях хороший гриб. Мужчины-«водники» мало чем отличались от своих коллег-женщин. Такие же немногословные, вечно занятые, старающиеся избегать лишних встреч и разговоров. На их плечах лежала хозяйственная работа: монтаж палаток, заготовка дров, поддержание в порядке снаряжения, обслуживание генераторов, вырабатывающих электроэнергию. Они же были главными «орнитологами», участниками групп, осуществляющих полевую работу: разведку гнездовий, учет птичьего поголовья, записи, подсчеты. Официальная, так сказать, внешняя часть деятельности «вахты».
Я безрезультатно пытался заговорить с несколькими мужчинами – не получилось. Увидев меня и признав во мне сомнительного новичка, все они как один поворачивались ко мне спиной и спешили уйти. Но я успевал заглянуть им в глаза: та же обреченность, тоска и совсем крохотная надежда на перемены к лучшему. Я вспоминал справки на некоторых участников отряда и понимал причину такой замкнутости – у каждого из них случилось в жизни что-то такое, о чем не только говорить, но и вспоминать не хотелось. Поэтому, получив бессловесный отпор, я вскоре перестал приставать к несчастным.
Надо сказать, что ни сам Гуру, ни его помощники не пытались устроить подчиненным никакого допроса. Во всяком случае, я ничего подобного не заметил. Каждый член коллектива, казалось, жил своей жизнью, при этом неукоснительно соблюдая существующий устав организации. Плюс занятия и выходы «на место». Что происходило там, я не знаю, но люди возвращались оттуда (а я уже видел одну такую группу) довольные и немного повеселевшие.
Мне вспомнился разговор в кабинете Левашова, когда полковник воспроизвел ответ Гуру: «Все, кто приходит в мой дом, уходят оттуда когда и куда захотят». Я ушедших не видел (да и как уйти – кругом вода), но мне казалось, что легкого обратного пути у этих несчастных нет. Этот остров – своеобразный фильтр, через который проходят все «водники». Гуру внимательно отслеживает настроение своих жертв, чтобы сделать единственно правильный вывод: посылать или не посылать их на заклание, «в палестины».
Занятия закончились. Я вышел на воздух, потянулся, вдохнул волглую осеннюю прохладу, огляделся. Над островом сгущались сумерки, то тут, то там загорались дежурные костры (тепло, свет и ужин), люди начинали собираться в группы, согласно палаточному расписанию. Взгляд мой задержался на стоящих неподалеку Мегере и амбале. Парочка о чем-то негромко переговаривалась. Заметив меня, замолчала. Амбал уверенно направился в мою сторону.
Я наконец-то смог внимательно разглядеть его на расстоянии. В мужике – добрых два метра. Почему-то считается, если человек высокий, то он обязательно сильный. В большинстве случаев это не так. Если юноша не развивает свои физические способности, то, достигая впоследствии внушительных габаритов, он рискует получить обратный эффект: его «неспортивность» гипертрофируется, обратится в неприглядное несоответствие – внушительный рост и незначительные физические кондиции.
Другое дело, когда юноша растет и одновременно укрепляет мышцы, наращивает мощь. В этом случае, достигнув определенного возраста, он предстает перед своим окружением не только как высокий, но и как реально сильный человек. Это и есть гармония, то есть красота.
Амбал находился где-то между этими двумя категориями. Всем своим видом он заявлял, что полностью понадеялся на природу и та, вопреки своим принципам, пошла ему навстречу. То, что он силен, я испытал на себе в самый первый вечер. Но одновременно я угадал и то, что амбал спортом специально не занимался, вся его сила – естественная и натуральная. Разве что где-то успел разучить несколько приемов самообороны, возможно, уже здесь, в лагере. Потому и числился телохранителем самого Гуру.
С виду он был простодушен донельзя: появляющаяся не к месту улыбка, открытый взгляд, нелепые жесты, пружинистая походка. Все говорило о том, что парень недалекого ума и потому – одно из самых удачных приобретений Гуру. Невольно подумалось, что у таких, как амбал, деревенских увальней все без исключения внутренние органы – первосортный товар для черных хирургов – здоровые и долголетние.
– Артур Дмитриевич велел, чтобы ты пришел к нему сразу после занятий.
– Зачем, не знаешь?
– Бить будет, – амбал от души расхохотался.
Смейся, дурачок, недолго тебе осталось… если я не вмешаюсь.
– Как тебя зовут?
– А что? – смех оборвался.
– Да неудобно как-то: поручкаться вроде успели, а представиться забыли. Меня Сергеем зовут.
– Андрей, – на его лице появилось смущение. Похоже, здесь его по имени никто не называл, только кличкой – амбал. А он и рад отзываться, главное – быть в почете у начальства, немного выше, чем все. При особом исполнении.
– А скажи, Андрей (парень напрягся, ожидая подвоха), ты когда за границу собираешься. Тебе ведь хочется… ну «по обмену»?
– Меня не возьмут, – вздох разочарования, – я не большой специалист. Туда только умных отправляют. А кто Артура Дмитриевича охранять будет? Мы с Пудисом здесь будем, при начальстве.
– С Пудисом? – Я вспомнил второго амбала, напавшего на меня в тот вечер.
– Ну, кореш мой.
– Что за странное имя. Что оно означает?
– Не знаю. Артур Дмитриевич говорит: «Из музыки». Группа, что ли, такая была… Не знаю.
Опять музыка. Значит, не зря мы с Коноваловым эту тему выбрали. Музмен, Пудис. Да, что-то такое я слышал, кажется, из немцев. Значит, наш подопечный еще и меломан? Запомним.
– Ну, пошли, что ли, – я шагнул в сторону избушки.
