— И ты ему всё про нас выложил? — ужаснулся Стёпка.
— Есть грех, не выдержал и развязал своё помело поганое, — честно признался явно сожалевший о своём поступке обходчик. — Хороший он мужик, ручаюсь я за него. Он сейчас на часах в горловине у стрелок стоит и вас дожидается.
Кожухов и Стёпка в замешательстве переглянулись. Они вдруг поняли, что вся операция поставлена под удар. В сложившейся ситуации надо было бы сейчас же, немедленно, уходить обратно в лагерь или…
Папироса выпала из открывшегося рта часового, когда ствол револьвера Кожухова коснулся его затылка.
— Не бойся, мы свои, — прошептал ему в ухо Кожухов, как только Стёпка сдёрнул с плеча солдата винтовку. — Мы тоже, как и ты, не любим атамана Семёнова и будем рады, если ты нам поможешь наказать его.
— К-кто вы? — дрожащим голосом спросил часовой. — Партизаны?
— Я тебе уже сказал, кто мы, — ответил Кожухов.
— Тогда всё хорошо… А мы уж сами к вам собирались, только искать не знали, где, — пробормотал часовой.
— Кто это «мы»? — полюбопытствовал Кожухов.
— Те, кому не по вкусу служба у Семёнова, — дрожащим голосом объяснил солдат. — Мы мирные люди и не хотим воевать, не зная, за что.
Пока они разговаривали, на железнодорожное полотно вышли и другие партизаны.
— Где остальные? — спросил Кожухов у солдата, отводя руку с револьвером от его затылка.
— Те, кто со мной, связали тех, кто против, — ответил часовой. — Сейчас те, кто со мной, охраняют тех…
— Кто против, — закончил за него Кожухов и махнул рукой партизанам: — Начинайте!
Работа шла быстро. Весь инструмент, который имелся в наличии у обходчика, был задействован в разборе железнодорожных путей. Через час всё было готово. До наступления утра оставалось совсем немного времени.
За приближением поезда они наблюдали со стороны, удалившись на безопасное расстояние от железнодорожной насыпи. Паровоз пыхтел, весь окутанный паром, таща за собой десяток вагонов. Состав приближался к станции на приличной скорости и вдруг… Машинист, заметив разобранный путь, пытался затормозить, но было поздно. Поезд слетел под откос на полном ходу.
— А теперь все к вагонам, товарищи! — закричал Кожухов и первым побежал к разбросанным в беспорядке вагонам. — Ничего не брать, кроме оружия и боеприпасов! Берите столько, сколько унести сможете!
Охрана поезда, не успевшая оправиться от ужаса, сразу же разбежалась, не оказав никакого сопротивления. А партизаны принялись открывать двери вагонов и выгружать прямо на землю их содержимое…
* * *
В утренней предрассветной тишине со стороны восточной горловины станции донёсся грохот. Это был какой-то особенный грохот, не похожий на отзвуки взрыва.
Потом на некоторое время, приблизительно на четверть часа, наступила тишина, и снова раздался грохот. А это уже был самый настоящий мощный взрыв — и в этом никто не сомневался.
Шествующий по железнодорожным путям станции патруль в составе офицера и четырёх солдат остановился. Глядя в направлении восточной горловины, солдаты защёлкали затворами винтовок и…
— За мной! — крикнул офицер, взмахнув револьвером над головой, и патруль поспешил в ту сторону, где прогрохотал взрыв.
— Молодцы! Судя по всему, справились! — прошептал восторженно командир. — Поезд под откос отправили, оружие собрали… Ещё чуток выждем и тоже за дело возьмёмся… Всем приготовиться, товарищи!
— А нам чего выжидать, командир? — заволновались партизаны. — И нам бы вдарить пора, покуда семёновцы не поняли, что случилось!
— Ничего, у нас есть ещё время, — нахмурился озабоченно Лавров. — Ещё много их на станции…
Словно в подтверждение его слов у вокзала стали собираться вооружённые солдаты. Они оживлённо переговаривались и щёлкали затворами винтовок. Затем среди них появились три офицера, и отряд поспешил в восточную горловину.
— Ну что, теперь-то вдарим, командир? — снова оживились партизаны.
— Нет, ещё чуток обождём для верности, — возразил Лавров. — Наша задача — вдарить наверняка. А вдруг ещё отряд семёновцев некстати объявится?
Подождали ещё минут десять, но… Никто больше на станции не появился. Состав с бочками мазута стоял на среднем пути и словно манил к себе своей «условной» доступностью.
— Всё, пора, — взглянув по сторонам, сказал командир. — Действовать как обговаривали, никакой самодеятельности!
Выскочив из-за насыпи, партизаны бросились к составу. Они открывали двери вагонов, вскрывали бочки с мазутом и поджигали их. Не прошло и четверти часа, как состав был объят пламенем. Бочки взрывались в горящих вагонах, и кипящий мазут горящими фонтанами разлетался вокруг. Попадая на деревянные шпалы, мазут тут же воспламенял их, и вскоре пожар охватил все железнодорожные пути станции.
— Дело сделано, уходим! — закричал командир. — Семёновцы уже, наверное, заметили пламя и скоро будут здесь!
Передав друг другу по цепочке приказ Лаврова, партизаны бросились обратно к насыпи, за которой укрывались перед нападением на станцию, и вскоре они уже бежали в сторону леса, не забывая оглядываться, чтобы полюбоваться бушующим пожаром.
* * *
Обе половины партизанского отряда воссоединились в заранее обусловленном месте на опушке леса. Довольные крупным успехом люди обнимались и целовались. Такого удачного налёта не ожидал никто: врагу нанесён ошеломляющий ущерб и никаких потерь! Любой военачальник бы позавидовал такому успеху!
Распределив добытое оружие, только что принявшие боевое крещение партизаны поспешили в лес.
— Теперь ты будешь моим заместителем, Василий, — обратился командир к шагавшему рядом Кожухову. — Только тебе признаюсь, что я и не надеялся на то, что всё у нас получится так, как было задумано.
— Я тоже мало верил в успех, Владимир Александрович, — признался Кожухов. — Но всё прокатило как по маслу.
— Вот и хорошо, но расслабляться не надо, — сказал командир, обернувшись на ходу и бросив взгляд на растянувшуюся колонну. — Молодцы, и поезд свалили, и оружия немало добыли!
— По четыре винтовки на брата и боеприпасов не счесть сколько, — уточнил Кожухов.
— Ничего, на базе всё посчитаем и уточним. А вот винтовки мудрёные какие-то.
— Английские винтовки и пулемёты! Даже жалко было оставлять те, что унести не смогли.
— Вы их взорвали, так ведь? — глянул на Кожухова командир.
— Пришлось, — вздохнул тот. — И сейчас душа ноет от боли и обиды…
Дальнейший разговор продолжился на привале, когда отряд удалился от города и железной дороги на значительное расстояние.
— Сколько вагонов в составе было? — спросил командир, закуривая папиросу.
— Шесть, — ответил Кожухов.
