А весной, в мае 1919 года, случилось нечто такое, что ввергло Кузьму Малова в нервное расстройство и глубочайшее уныние…
Историческая справка
9 мая 1919 года третьим войсковым кругом Семёнов был избран войсковым атаманом Забайкальского казачьего войска. По соглашению с атаманами Амурским и Уссурийским он принял пост походного атамана забайкальцев, амурцев и уссурийцев со штабом на станции Даурия Забайкальской железной дороги. В это же время приказом А. В. Колчака от 25 мая 1919 года он был назначен командиром 6-го Восточно-Сибирского армейского корпуса. А 18 июля 1919 года Семёнов был назначен помощником главного начальника Приамурского края и помощником командующего войсками Приамурского военного округа с производством в генерал-майоры.
* * *
Вернувшись вместе с атаманом в Верхнеудинск, Малов сразу же поспешил домой. Ему не терпелось увидеть Алсу и убедиться, что с ней всё в порядке.
Кузьма подскакал к дому, когда было уже темно. Дверь была не заперта. Девушку он нашел лежащей на кровати в комнате матери.
— Это правда, что я должна умереть? — спросила она, открыв глаза и глядя на Кузьму.
— Ты? — он с трудом проглотил подкативший к горлу ком. — С чего ты это взяла, девочка моя?
— Когда врач разговаривал с господином Бурматовым обо мне и о моём здоровье, я всё слышала, — тихо ответила она.
Кузьма поставил лампу на пол.
— Ты узнаёшь меня, Алсу?
— Да, узнаю, — ответила она. — Вы Кузьма Прохорович Малов, а я живу в вашем доме. Вот только я не знаю, кто я сама. Господин Бурматов пытался мне объяснить, но я не поняла его…
— Ты не помнишь, что случилось с тобой, — вздохнул Кузьма. — А я надеялся…
— Я упала, наверное, — не слишком-то уверенно сказала Алсу. — И, наверное, ударилась при падении?
— Трудно судить, раз ты сама не помнишь об этом. Рад бы докопаться до истины, но не знаю, с какого конца начать.
— А что может со мной случиться? Я же…
— Постой, ничего не говори, выслушай меня, — Кузьма взял её за руку и заглянул ей в глаза. — Алсу, тебя похитили и долго держали взаперти. Попытайся вспомнить, кто это сделал, а я… их найду и накажу!
— Нет, не помню я этого, — вздохнула Алсу. — Мне и господин Бурматов говорил те же самые слова, и вы, Кузьма Прохорович, но ничего не помню я, совсем ничегошеньки.
— Ладно, вспомнишь ещё, — вздохнул Кузьма огорчённо. — Тебе здорово повезло, девочка моя. Всё могло быть гораздо хуже.
— Я могла умереть? — насторожилась она.
— Ну чего ты заладила? — натянуто улыбнулся Кузьма. — Думай не о смерти, а о том, что скоро ты поправишься! С кровати уже встаёшь самостоятельно или ленишься?
Сменив тему, он стал болтать о разных пустяках, не забывая подбадривать Алсу лестными словечками. Он заметил, что она хорошо выглядит, и больше не упоминал о её недуге, внутренне ликуя от того, что настроение девушки стало улучшаться…
* * *
В это время штабс-капитан Бурматов сидел в своём кабинете и внимательно изучал поступившие оперативные донесения. К сожалению, в них было много пробелов и в связи с этим рождались новые вопросы, на которые нужны были ответы.
— Так что же мы знаем о товарище Шмель? — спросил он у поручика Каноненко, который сидел за соседним столом и курил папиросу. — Из этих донесений я не почерпнул о ней ничего такого, что хотелось бы.
— Пришёл ответ из Иркутска: о ней там тоже мало чего известно, — ответил поручик.
— Оказывается, она штучка особенная, — заглянув в какой-то документ, заметил Бурматов. — Среди большевиков пользуется большим доверием и уважением.
— О ней и здесь, в Верхнеудинске, хорошо отзываются, — подтвердил Каноненко. — Ни один большевик даже под пытками и словечком о ней не обмолвился.
Бурматов взял в руки ещё один документ и прочитал: «…незамужем, имеет много любовников…»
— Слаба на передок, — усмехнулся поручик. — Любит мужиков, но замуж не спешит. Наверное, супружеская жизнь её не устраивает.
— Такие они, пламенные революционерки, — хмыкнул Бурматов. — Для них классовая борьба милее домашнего уюта.
— А кто её родители, в донесениях не указано? — спросил Каноненко.
— Нет, таких сведений не прислали. Хотя для нас это и не существенно.
— Да, существеннее было бы её ещё найти. Как сквозь землю канула. Вы ждали, что она проявит себя и начнёт действовать, а она…
— Она затаилась, ясно тебе? — нахмурился Бурматов. — Она себя ещё проявит, вот увидишь! Шмель выжидает какой-то момент. Хотелось бы знать, какой… Нам надо очень постараться, чтобы это выяснить!
— Атамана нашего она подстрелить хочет, — предположил поручик. — Пока Григория Михайловича не было в Верхнеудинске, этой чёртовой девахи не было тоже. А теперь атаман появился… Нужно ожидать, что и она вот-вот объявится.
Бурматов промолчал. Он и сам был уверен в предположении Каноненко. Отличный случай! Атаман вернулся в Верхнеудинск и собирается закатить торжество по случаю своего назначения на высокую должность и присвоение генеральского звания! Знает ли об этом «товарищ» Шмель? Конечно знает. Из этого следует, что она совершит покушение именно в день объявленных торжеств!
Митрофан снова перелистал разложенные на столе донесения. Теперь он уже ясно представлял себе, что надо делать. В первую очередь надо хорошо подготовиться и только тогда рассчитывать на успех. Далее нужно загрузить работой еврейчика Бигельмана, чтобы подежурил у ресторана и у дома Шмеля. Если она появилась в городе, то надо срочно установить, с кем она встречается, как себя ведёт и… по возможности разведать, о чём она говорит.
Бурматов подробно объяснил поручику всё, что тому предстояло сделать, после чего пошёл домой… Домой он пошёл не к себе, а к Малову Кузьме, который, как он знал, только что вернулся в Верхнеудинск вместе с атаманом из очередной длительной командировки.
* * *
Кузьма Малов только-только вскипятил на керогазе чайник и разложил на столе продукты, как в дом без стука вошёл Митрофан Бурматов.
— Так я и подумал, что ты здесь, — улыбнулся Митрофан приветливо. — Конь в стойле, хозяин на месте… Но ты чертовски плохо выглядишь, Кузьма Прохорович!
— Я чувствую себя так же хреново, как и выгляжу.
— Тогда чего чай кипятишь, выпить чего-то покрепче надо, — округлил глаза Бурматов.
— Нет, я выпью только чай, — отказался Кузьма. — За время моих разъездов по Забайкалью я столько водки выпил, что смотреть на неё не могу.
— Как хочешь, — пожал плечами Митрофан. — Вольному воля… А я, пожалуй, стебану стаканягу с устаточку.
Перебросившись ничего не значащими фразами, друзья закурили. Митрофан вдруг заявил:
