— Когда арестовали тебя, татарин? — поинтересовался Острожный, ворочаясь на кровати.
— Тебе-то какая разница, — огрызнулся Мавлюдов. — Я же говорил, что суда жду.
— Да, статейка твоя не из лёгких, — со знанием дела «заметил» Макей. — Но ты мне так и не сказал, за какое такое деяние тебе её шьют.
— За то, что пасеку обокрал, — буркнул Азат. — Мёду захотелось, вот я и пренебрёг законом.
— Молодец, так и надо отвечать не в меру любопытным, — одобрил Макей. — Всякая сука может оказаться на моём месте. Тебя с умилением выслушает и весь базар начальству перескажет.
— А ты сам, случайно, не из таких будешь? — ухмыльнулся Азат, глядя на сокамерника.
— Нет, я из эдаких, — отшутился тот. — Я вор, а не стукач. Меня вся Сибирь знает, так что…
— Эка ты загнул, браток, — усомнился Мавлюдов. — Вся Сибирь знает, а я вот нет.
— Откуда тебе про меня знать, фраерок запотелый, — осклабился Макей. — Меня на любой каторге почитают, даже на Сахалине, а ты… Ты так себе в нашем деле, залётный. Не связался бы с «товарищами», человеком бы стал. А теперь… Вот митингуют на каждом углу фраера дешёвые да злят Николашку. А он разозлится и зубы покажет! Как саданёт указом вам по ушам, что мало не покажется. Пока вас шибко ещё не давят… А как допекёте, то не по ссылкам рассылать будут, а постреляют или перевешают. Повяжут на шеи «товарищей» отличные пеньковые галстуки и тубари из-под ног вышибут. Как тебе это нравится?
— А ты на каторгу слинять собираешься? — вздохнул Азат. — Ты всегда говоришь о ней с такой любовью, будто это царство небесное.
— А что, я уже к каторге привычный, — мечтательно усмехнулся Макей. — Там я как дома, только без баб скучаю.
— И так всю жизнь?
— А что? Меня такая жизнь устраивает. Я с малых лет каторжанин. Мне в тайге, за колючкой, легче дышится, чем на воле.
— Впервые сталкиваюсь с таким, — Мавлюдов брезгливо поморщился, — человеком.
— И все же ты зря с «товарищами» снюхался, — снова взялся за своё сокамерник. — По «уважаемой» статье суда ждёшь, а сам на пропаганду горлопанов присел… А на каторге «товарищи» не в почёте. Если хочешь знать…
— А ну заткнись, урка говёный, — отозвался проснувшийся товарищ Матвей. — Ты есть кто? Морда уголовная! Тебе и тебе подобным, как и прогнившему самодержавию, нет места в новой жизни. Таких, как ты, мы вместе с царём определим на свалку истории, так что умолкни и не отвлекай нас от отдыха.
— Это ты заткнись и не дёргайся, — повернулся к Матвею Острожный. — Руки коротки у вас, понял? Вам царя вовек не свалить, а уж про нас и говорить нечего. Ни вам, ни кому другому никогда не искоренить уголовщину. Когда есть что украсть, то и…
В дверном окошечке показалось строгое лицо надзирателя:
— Если не замолчите, я заставлю вас хлебать дерьмо из параши, уроды!
— Всё, давайте спать, — предложил Азат. — Мне не хочется на сон грядущий по морде схлопотать.
— Тогда всем нам приятных снов, — неожиданно поддержал его Макей. — Хочу бабу голую во сне увидать.
— Смотри от счастья не обделайся, — поддел его товарищ Матвей. — А как же ты без баб на каторге обходишься?
— Об том разговор особый, — устраиваясь поудобнее на боку, сладко зевнул Макей. — На тех, кто много болтает и хорохорится, на каторге платья натягивают. Так что спокойной ночи, «товарищи», и подумайте над моими словами. Такой паскудной житухи никому не желаю, даже вам, фраерам дешёвым, и…
Он захрапел, так и не закончив фразы.
* * *
«Вот так и начинаются все великие дела, — подумал Митрофан, лежа на скрипучей кровати и обозревая потолок одиночной камеры. — Пока тебя считают честным человеком, то делают вид, что доверяют беспредельно. А стоит только попасть под подозрение, даже по мизерному поводу и… Вот он результат! Можно было не сомневаться, что так и будет. Игра началась, и с первых ходов задействованы все козыри. На какую масть делать ставку — неизвестно, хотя… Настоящий мастер в любой игре и при любом раскладе всегда в выигрыше».
В коридоре послышались шаги, и Митрофан сразу же отвлёкся от своих мыслей. Со скрипом открылась дверь, и в камеру вошёл человек.
— Прошу, присаживайтесь, господин Хвостов. Наверное, очень веские причины заставили вас прийти ко мне «в гости». Может, царя скинули, пока я здесь «парюсь»? — предположил Митрофан. — А может быть, что похлеще всколыхнуло матушку Россию?
— И царь на троне, и Россия цела, — вздохнул Дмитрий Степанович, снимая соболиную шапку. — Ты знаешь, что привело меня к тебе. Сценарий, по которому мы решили действовать, не предусматривал такого отступления.
— Не знаю, как вы, но я был готов и к этому, — усмехнулся Бурматов. — Ни в одном серьёзном деле ничего не бывает без сучка и задоринки.
Хвостов с интересом посмотрел на Митрофана.
— Ты хочешь сказать, что этот самый выход у тебя уже есть?
— Всенепременно, многоуважаемый Дмитрий Степанович, — ответил с усмешкой Бурматов. — Так выкладывайте обстоятельства, заставившие вас навестить меня в этом чёртовом клоповнике.
— Я почти уверен, что в наше общее дело ввязалась какая-то тёмная лошадка, — заявил Дмитрий Степанович. — Кто «она», как я думаю, догадаться несложно.
— Оставьте эти глупости Бога ради, — рассердился Митрофан. — Если вы думаете на Кузьму Малова, то ваши догадки похожи на бред сумасшедшего.
— Ты так считаешь? — прошептал Хвостов. — Но Кузьме Малову известно о наших планах!
— От кого? — разозлился Митрофан. — Я ему ничего не говорил и вы тоже. Я лишь намекнул про деньги Халилова, но Кузьма слишком честен, чтобы играть в такие игры. Свою честь он бережёт, как дар небесный, и никогда не пойдёт против закона. Он одержим в своём служебном рвении, он…
— Но кто тогда третий лишний? — зловеще прошептал Хвостов. — А может, ты сам затеял игру по «изъятию» сокровищ старика Сибагата, Митрофанушка?
— Почему я, а не вы? — ухмыльнулся Бурматов.
— Ты должен был уговорить Халилова указать на тайник, пообещав взамен свободу, не так ли?
— Я именно так и поступил, — ответил Митрофан настороженно.
— Старик не согласился?
— Нет.
— И ты его выкрал из больницы?
— Кто вам это сказал?
— Твой начальник, Юрий Семёнович.
— Это он и мне говорил, но я ему не поверил.
— Тогда за что здесь сидишь?
Митрофан загадочно улыбнулся.
— По недоразумению, — ответил он. — Видите ли, у Юрия Семёновича особое мнение на мой счёт. Кто-то ляпнул ему, что я из больницы выкрал старика, и он поверил сдуру.
— Может, посодействовать о твоём освобождении? — миролюбиво улыбаясь, предложил Хвостов.
