— Да, несладко, сам знаю, — согласился Бурматов. — А что делать, не подскажешь?
— Нет, Яшка не знает, что делать тебе, — сказал старик. — Тут, где ты, Мадина спать и кушать любит. Как вечер наступит, она сюда проситься начнёт.
— А ты открой дверь, и я выйду, — попросил его Бурматов. — Я уйду в тайгу и никогда не вернусь сюда.
— Нет, нельзя так, — покачал головой старик. — Хозяин шибко сердиться будет. Он плохой, злой человек и сам меня к Мадине посадит.
— Мадиной ты медведя называешь? — догадался Бурматов.
— Медведица она, девочка.
— Мне от этого не легче, — нахмурился Бурматов и принялся просить старика: — Слушай, давай вместе уйдём! Ты мне в город дорогу укажешь, а я тебе за это…
— Нет, Яшка в город не пойдёт, — замотал головой старый бурят. — Яшкин дом здесь, в тайге… Хозяин Аксиньи деньги даёт, а она патроны, табак, хлеб привозит. Яшке хорошо здесь, и он никуда не пойдёт отсюда.
— Постой, не уходи, — встрепенулся Бурматов, видя, что старик собирается отойти от вольера. — А я как же? Медведица ведь сожрёт меня?
— Пока Мадина сыта, то и ты жив будешь, — «успокоил» его Яшка, задержавшись. — Она хорошая девочка, добрая…
— А мне что, радоваться прикажешь, когда «добрая девочка» есть захочет и за меня примется? — ухмыльнулся Бурматов. — Мне пожить ещё хочется, слышишь меня, пень таёжный?
— Все пожить хотят подольше, да не у всех получается это, — ответил старик. — Но Яшка не может тебе помочь… Хозяин злой и страшный… Яшка боится его.
Он ушёл, оставив Бурматова пребывать в унынии. «Что же делать? Что делать? — думал Митрофан в отчаянии. — Мне отсюда ни за что не выбраться…»
— Эй ты, как себя чувствуешь? — услышал он голос Халилова и обернулся. — Как тебе моя красавица? Ты издевался надо мной, терзая моё тело! А я… Вечером, когда Мадина проголодается, я открою проход в перегородке и устрою тебе свидание с моей девочкой! Она очень ласковая и добрая… Уверен, что ты ей придёшься по вкусу и очень понравишься!
* * *
Аксинья и Назар говорили по очереди, иногда споря и перебивая друг друга. Сибагат Ибрагимович слушал их внимательно и высказался, лишь когда они замолчали:
— Да-а-а, весёленькая жизнь кипит в Верхнеудинске нашем. Чую, не к добру всё это.
— Что делать будем, хозяин? — спросил Назар, глядя на сосредоточенное лицо Халилова.
— Вы — не знаю, — ответил тот задумчиво. — А мне уходить пора…
— Куда собрался, Сибагат Ибрагимович? В Монголию или в Китай?
— Сначала в Азию, потом в Европу, когда там война закончится, — не стал скрывать своих намерений Халилов.
— А мы как же? — спросила Аксиния. — Ты нас бросаешь, хозяин?
— Не бросаю, а здесь оставляю, — уточнил Сибагат Ибрагимович, зыркнув на них из-под нахмуренных бровей. — Я вам не нянька, а вы не дети малые. Хотите со мной — возражать не буду. Не хотите — оставайтесь, неволить не стану.
— Бр-р-р, даже представить себе не могу, как за границей-то жить, — поморщился Назар. — Там все не по-нашему балакают. Будут материть, в глаза глядя, а ты думать будешь, что нахваливают тебя.
— Ничего, привыкнем, — усмехнулся Халилов. — Если деньги в кармане будут, то любой тебя поймёт. А со временем и язык их тарабарский выучить можно. С волками жить — по-волчьи выть.
— И я здесь оставаться не хочу, — вздохнула Аксинья. — А вот как про избу и хозяйство своё подумаю, дык ком к горлу подпирает, а из глаз слёзыньки текут.
— Я же сказал, поступай, как знаешь, — хмыкнул Сибагат Ибрагимович. — Живи здесь с надеждой на лучшее. — Он перевёл дыхание и, словно что-то вспомнив, уставился на женщину немигающим взглядом. — А деньги ты привезла, жаба рябая? Я не спрашиваю, и ты молчишь.
— Ой, Господи, позабыла совсем! — всплеснула руками Аксинья. — Всё, что было, привезла, там, в телеге лежит.
— А чего лежит? В дом тащите, — Халилов выжидательно посмотрел на задумавшегося Круглякова. — Эй, Назар, рот закрой, мухи насерут!
— А? Что? — встрепенулся тот. — Вы что-то спросили, Сибагат Ибрагимович?
— К телеге ступай и деньги неси, — велел ему Халилов. — Один не управишься, Яшку впряги.
Как только Назар вышел за дверь, Сибагат Ибрагимович пристально посмотрел на женщину.
— А всё ли ты привезла, Аксинья? Ничего не утаила от своего хозяина?
— Нет, не всё, — краснея, призналась женщина. — Вся казна, у горожан разбойниками награбленная, в избе моей спрятана. Там золота много и брильянтов, у ювелиров отобранных. Уж не серчай, хозяин, я при Назаре об том говорить не хотела.
— Не сказала и правильно сделала, плутовка, — одобрил Халилов. — Добро всё ко мне привези. Сама видишь, ноги уносить нам пора. А за границей драгоценности в самый раз пригодятся.
— Да, я всё привезу зараз, хозяин, — закивала Аксинья. — Прямо завтра сяду в телегу и за богатством вашим поеду!
— Вот и поезжай, — скупо улыбнулся Сибагат Ибрагимович. — Пока ездить туда-сюда будешь, над предложением моим в самый раз и поразмышляй, идёшь в Монголию или нет.
— Подумаю, подумаю, хозяин, — закивала женщина. — Только когда уходить собираетесь? Зимой?
— Ещё чего! — нахмурился Халилов. — Яшка мне тоже предложил зимы дожидаться, дескать, легче идти будет.
Аксинья с минуту помолчала, обдумывая его слова, после чего не совсем уверенно сказала:
— Не сердись, хозяин, а ведь прав Яшка-то. Сейчас не добраться нам коротким путём до Монголии.
— Это ещё почему? — сдвинул к переносице брови Сибагат Ибрагимович. — Шагай себе через тайгу и в ус не дуй. Нам дороги не надо, можем идти и по тропиночке.
— Тропиночка эта к болоту приведёт, а нам не перейти его, — вздохнула женщина. — А ежели в обход, то долго добираться придётся. А там всякое случиться может.
— Чего же, например? — глянул на неё Халилов озабоченно.
— Тайга, она только кажется большой и безлюдной, — ответила Аксинья. — А путь, в обход который, мимо поселений тянется, в которых люди всяко-разные проживают.
— Хорошо, скажи тогда, почему через болота пройти нельзя? — наседал с вопросами Сибагат Ибрагимович. — Что, Яшка прохода через топи не знает?
— Зимы бы дождаться, хозяин! — пожала плечами женщина. — Болота замёрзнут, и конь по льду спокойно пройдёт.
— О Всевышний, а на что нам конь, дура? — округлил глаза Халилов. — До болота довезёт нам груз мой, а там, через болота, и без него уйдём!
— Легко сказать! — вздохнула Аксиния. — Груз-то какой тяжеленный! То, что у меня в доме спрятано, человек на своих плечах по болоту не унесёт. Там ведь топь! Даже тропка известная такой тяжести не выдержит.
— Нет, зимы ждать я не намерен, — настырно возражал Сибагат Ибрагимович. — Ты за казной поезжай, а я подумаю, как поступить. И гляди у меня, рот на замке держи! А когда обратно поедешь, по тайге поплутай маленько и приглядись, чтобы за тобой никакой слежки не было.
