– Нет, – сказал Адамберг, раздраженный тем, что старик слишком много себе позволяет.
– Допей пиво. Залпом.
Адамберг устало подчинился под нахмуренным взглядом испанца.
– А теперь, – приказал Лусио, – иди спать, hombre.
Ничего подобного он в жизни еще ему не говорил.
Потом он услышал, как тот откашливается и сплевывает на землю. И этого тоже Лусио никогда в жизни еще не делал.
Глава 34
Адамберг встретился с Вейренком у стойки регистрации на рейс, улетавший в 14.30 в Рейкьявик. Очередь была небольшая, апрель не туристический сезон. В основном бизнесмены и множество светловолосых, скорее даже белокурых детей – исландцы возвращались домой на пасхальные каникулы. Мирные исландцы путешествовали налегке, тогда как Адамберг и Вейренк с увесистыми рюкзаками явно собрались обороняться от ледяных укусов. С другой стороны, этот островок был с причудами.
Вейренк отказался сдать билет Ретанкур, и рядом с ними в самолете пустовало предназначенное ей место.
– Я видел ее в очереди на регистрацию, – сказал он, усаживаясь. – Ретанкур. Она даже движения не сделала в нашу сторону, лицо замкнутое, как устричная раковина. Ну, знаешь, бывают устрицы, которые, как ни бейся, не откроешь, так что в конце концов приходится их выкинуть или разбить молотком.
– Ясно.
– Что в ее случае означает: “Даже не вздумайте спрашивать меня, почему я пришла”.
– И почему же она пришла, по-твоему?
– Либо она уверена, что два слабака вроде нас не выживут в такой экспедиции, и считает своим долгом защитить нас от враждебной стихии…
– Либо ее все же чем-то заинтриговала загадка теплого острова.
– Камень? Думаешь, она рассчитывает набраться на нем сил?
– Только не это, – сказал Адамберг. – Тогда она станет чересчур могучей и рано или поздно просто лопнет. Ей лучше вообще к нему не подходить.
– Либо она не хочет принимать участие в бунте – который при этом поддерживает, – чтобы не усугублять его. Без нее недовольные лишаются весомой поддержки. Видимо, сейчас там царит полный разброд: почему Ретанкур отправилась с ними в Исландию? Кто прав, кто неправ?
В салон вошли последние пассажиры, и Ретанкур направилась к ним, глядя в сторону. Адамберг поднял подлокотники кресла и прижался к Вейренку, чтобы оставить побольше места пышнотелой коллеге, поскольку узкое сиденье не было рассчитано на такие габариты. На взлете все хранили молчание. Ретанкур невидящим взглядом уткнулась в какой-то журнал.
– Над Исландией, насколько я понял, ни облачка, – сказал Вейренк.
– Вы чихнуть не успеете, как погода изменится, – отозвался Адамберг.
– Да.
– Но Рекавика мы даже не увидим.
– Рейкьявика.
– Я не могу это произнести.
– Фасады домов там красные, синие, белые, розовые и желтые, – продолжал Вейренк. – Озера и скалы, черные и заснеженные горы.
– Красиво, должно быть.
– Наверняка.
– Я все-таки выучил, как будет “до свидания” и “спасибо”. – Адамберг вынул из кармана брюк бумажную карточку. Bless и takk.
– А “здравствуйте”?
– Слишком сложно.
– На этом далеко не уедешь.
– При нас будет посольский переводчик. Он ждет нас с табличкой в зале прилета.
– Надо будет что-нибудь съесть в аэропорту.
– Ага.
– Как ты думаешь, что там можно съесть?
– Копченую рыбу.
– Или какую-нибудь международную жратву.
Ноль внимания. Даже не шелохнулась. Как они ни старались растормошить онемевшую Ретанкур, их усилия не увенчались успехом.
Они приземлились, наспех что-то проглотили, но Ретанкур так и не проронила ни слова.
– Вот повеселимся-то, – шепнул Вейренк. – Придется целыми днями таскать ее за собой как изваяние.
– Не исключено.
– Может, оставим ее тут? Сбежим потихоньку?
– Поздно, Вейренк.
Адамберг посмотрел на экран мобильника.
– Допрос потомка Сансона начнется в семь, – сказал он. – Сейчас почти пять, так что, учитывая два часа разницы, пора выходить в интернет.
На неподвижном лице Ретанкур что-то промелькнуло. Она чуть менее неохотно последовала за ними к столу, и Адамберг подключил вай-фай.
– У нас будет только звук, – сказал он. – Уровень громкости этой тёльвы оставляет желать. Давайте воздержимся от комментариев во время допроса.
– Не думаю, что лейтенант Ретанкур будет нам помехой, – отважился пошутить Вейренк в ее присутствии.
– Нет, – поддержал его Адамберг. – Виолетта идет с нами словно на Голгофу. Хотя Исландия – красивая страна.
– Очень красивая.
– Очень красивая, – повторил Адамберг.
– Увлекательное путешествие.
– Не то слово.
– На редкость.
– На редкость.
Допрос Рене Левалле, потомка палача, начался с опозданием. Его вели Данглар, Мордан и Жюстен.
– Я могу узнать, какого черта я тут торчу?
Хриплый голос, с парижским грассирующим выговором.
– Как вам уже сказали, вы находитесь здесь в качестве свидетеля, – начал Данглар.
– Свидетеля чего?
– Всему свое время. Ваша профессия, господин Левалле?
– Я работаю на бойнях Мерсена, в Ивлине.
– И кого вы там забиваете?
– Крупный рогатый скот, кого еще. И чтоб вы знали, у нас гуманный забой, все по закону.
– То есть?
– Сначала мы их глушим током, ну, чтобы они не соображали, когда их режут, ну вот. Вообще, честно говоря, это не всегда срабатывает.
– Вам нравится ваше занятие?
– Ну, жрать-то надо. И народ доволен, что находятся парни, желающие этим заниматься, скажете нет? Когда в тарелке стейк, вопросов не задают, все довольны. Мы жертвуем собой, если хотите.
– Как другие парни жертвовали собой, становясь палачами.
– При чем тут это?
– При том, что вы потомок знаменитого семейства палачей.
– Какого хрена? – возмутился Левалле. – Да, они, жертвуя собой, запускали гильотину. В наше время можно было бы работать профессиональнее. Их предварительно оглушали бы.
– В наше время смертная казнь отменена, господин Левалле.
– Так я свидетель чего тогда?
– Заседаний Национального Конвента, восстановленных Обществом по изучению письменного наследия Максимилиана Робеспьера.
