– Но ведь тюлень, – заметил Эсталер, – пожирает тонны рыбы. Вот от него и воняет.
Адамберг покачал головой:
– Это никак не противоречит тому факту, что его мясо не спутаешь с рыбой. Ведь говядина не отдает травой?
– Понимаю, – задумчиво сказал Эсталер. – Так какой же вкус у тюленя?
– Что-то среднее между печенкой и уткой. С привкусом соли и йода.
– Откуда вы знаете? Вы что, пробовали тюленя на Гримсее?
– Нет, я навел справки.
Адамберг сделал несколько шагов туда-сюда.
– Ну и наконец, – сказал он, – я сто раз повторял вам, что это расследование с самого начала превратилось в гигантский клубок иссохших водорослей.
Что вовсе не является “фактом”, подумал Данглар, но Жюстен записал даже это.
– И что в такой магме мы не можем мчаться напролом, не разбирая дороги. Мы вытягивали оттуда только крохотные ломкие фрагменты, бесконечно попадаясь во все расставленные ловушки. Сведений у нас было предостаточно, но они плавали под водой, образуя сплошную пелену, туманность, лишенную на первый взгляд внутренних связей. Все концы были утоплены изворотливым, упертым убийцей. Нужен был какой-то сильный толчок, чтобы вся эта масса всплыла на поверхность. Чтобы возникло его лицо.
– Убийцы? – прилежно уточнил Эсталер.
– Убийцы.
– И вы показали его Виктору до нас, – сказал Данглар.
– Это правда, Данглар. Потому что Виктор его знал.
– Каким образом?
– Он посещал Общество вместе с Мафоре. Мне нужны были его показания, и я получил их. Нет. Первым раскололся Амадей. Я не уверен, что Виктор заговорил бы. Но Амадей расслабился, вновь обретя друга детства и брата.
– Следовательно, поездка на ферму Тот, – сказал Вейренк, – оказалась небесполезной.
– Почему эта масса всплыла на поверхность? – спросил Мордан, съежившись и втянув на сей раз свою журавлиную шею в серые перья воротника. – Какой толчок вы имеете в виду?
– Стук трости об пол. Который вы, Данглар, тоже слышали. Вы были со мной в тот вечер. Но на самом деле вы уже отсутствовали, упиваясь собственным негодованием по поводу моего отъезда на Гримсей.
– То есть? – сказал Вуазне.
– Вчера вечером Вейренк стучал костылем по полу. И внезапно вся пелена поднялась из глубин в прозрачные воды. Это должно было случиться. Хотя я вначале подозревал Фуше. Надо было просто немного увеличить картинку.
Данглар совсем растерялся. Он не видел никакого смысла в словах Адамберга. Ему нужен был ответ, четкий и ясный, и он подозревал, что комиссар специально дурит их ради собственного удовольствия, запутывая в тумане своего личного острова.
– Кто же этот убийца из Общества Робеспьера, комиссар? – требовательно спросил он.
– Тот же, что и в Исландии, майор.
Все подавленно молчали, звякали пустыми чашками, растерянно вздыхали, грызли карандаши или клали их на стол, и Эсталер понял, что уместно будет принести всем по второму кофе. Что бы там ни думали многие из присутствующих, Эсталер не упустил ни одной детали, ни важной, ни проходной, в процессе формирования оппозиции в окружении Адамберга.
– Это тот самый убийца, – продолжал Адамберг, – в поисках которого мы отправились на Лисий остров. Туда, где все началось. Там, где, как я вам сказал, еще теплилось какое-то движение. Ведь я вам об этом говорил, верно? Движение, порождавшее бесконечные волны, приведшие в итоге к нападению на Венсана Берье – и на нас, вчера вечером.
– Его имя? – спросил Данглар, угадав в словах комиссара упрек, слегка смягченный спокойной интонацией.
– Шарль Рольбен, высокопоставленный судейский чиновник. Ни много ни мало. Шесть убийств и пять покушений на убийство.
– Кого вы включаете в шестерых? – спросил Ноэль, расстегнув молнию на куртке. Возможно, это был бессознательный знак доверия с его стороны.
– На острове: легионер Эрик Куртелен и Аделаида Мафоре. Здесь: Алиса Готье, Анри Мафоре, Жан Брегель, Анжелино Гонсалес. Покушения на убийство: Венсан Берье, братья Мафоре и я. Увечья и раны, нанесенные Селесте. И Марку, – добавил он.
– Впечатляющая картина, – заметил Меркаде.
– Если не считать убитых на острове и Селесты, – сказал Данглар, – они все члены Общества Робеспьера.
– Да наплевать, Данглар! – оживился Адамберг. – Поймите уже, наконец! Они все входили в группу туристов, пропавших в Исландии! Жан Брегель – “топ-менеджер”, как выразился Виктор! Тот, кто смеялся на теплом камне. Анжелино Гонсалес – “специалист по птицам Севера”! Венсан Берье, которого Виктор считал лыжным тренером! Они все входили в ту группу! Они все участвовали в поедании своих товарищей. По-вашему, это мелкая деталь, Данглар? Разве не колоссальная? Куда уж колоссальнее! А вы осуждали меня за то, что я пошел по этому пути.
Данглар отодвинул свои записи и налил себе воды. Майор признал поражение, это было всем очевидно. Адамберг ждал его капитуляции, чтобы начать более связный рассказ, если получится.
– Раз все дело в Исландии, – сказал Мордан, – то как вам удалось нарисовать лицо убийцы с острова? Никому не известного Шарля Рольбена?
– Так мы его прекрасно знали, Мордан. Он присутствовал на заседаниях Общества Робеспьера, вместе со всеми остальными.
– Франсуа Шато?
– Нет, майор, не Шато. А тот, кто боялся. Кто требовал охраны.
– Брюнет, – сказала Ретанкур.
– Брюнет. Брюнет, агрессивный самовлюбленный сангвиник, идущий по трупам, блестяще маскировавшийся при помощи грима, бород и париков. У него достаточно невыразительные черты лица, и он мог изменять их по своему усмотрению. Амадей прозвал его “ублюдком”. Данглар, помните его в роли Кутона? Так ли уж он был невыразителен? И ведь он совершенно искренне восхищался кровожадностью Блондина-Фуше.
Данглар быстро кивнул.
– Помните, как Брюнет-Кутон, сидя в своем кресле, стучал тростью по полу? А помните, как исландский убийца, тоже стуча палкой, проверял лед на прочность? Только основателю Общества могла прийти в голову мысль обязать выживших на острове являться к нему в Конвент в течение десяти лет. Чтобы проверять их на вшивость, вовремя замечать слабости и признаки малодушия. Гениальная идея! Он периодически их видит, по его приказу они прибывают на заседания, где все участники гримируются и надевают костюмы и, что еще важнее, сохраняют анонимность. Кто тут обратит на них внимание? А главное, самое главное, в случае смерти одного или нескольких, да даже всех “кротов”, где полицейские будут искать убийцу? В Исландии или все-таки в непосредственной близости к человеку по имени Робеспьер, вокруг которого по-прежнему кипят страсти? Ответ очевиден. Вот мы и побежали к Робеспьеру, и я впереди всех.
– Если он хотел сбить нас с исландского следа, чтобы направить в Общество, – спросил Вейренк, – то почему не нарисовал знак почетче? Чтобы смысл его был очевиден?
