Впрочем, Пелид, даже и охваченный бешенством, помнил, что должен вернуть свои драгоценные доспехи, и не стал калечить нагрудник. Он метнул копье круто вверх, и в первое мгновение Гектору показалось, что оно пролетит над ним… Но вот оно уже падало, рушилось на него, так точно нацеленное, будто им управляла невидимая рука. В последнюю долю мгновения Приамид успел прикрыться щитом. «Пелионский ясень» расколол его надвое, как скорлупу ореха и, войдя наискосок, над левой ключицей, пронзил горло Гектора.
Короткий страшный крик, в котором прозвучала смертельная боль, прервался хрипением. Кровь пеной заклубилась вокруг черенка железного наконечника. Инстинктивным движением Гектор еще успел вырвать копье из раны и, захлебываясь кровью, корчась в судорогах, упал в липкую и вязкую пыль.
Он услышал вопль ужаса и отчаяния, донесшийся с Троянской стены и различил в сотнях рвущихся к нему голосов пронзительный крик матери:
— Гектор! Нет, нет!!!
Ахилл стоял над ним, нависая, заслоняя небо и все, что еще оставалось ему видеть. Глаза Пелида, эти ужасные глаза, взгляд которых обратил троянского героя в бегство, светились безумным кровавым огнем.
— Прошу тебя… — с клокотанием крови вытолкнул Гектор из груди и горла еле связные слова. — Твоими родными, всеми, кого ты любишь… Проси у отца любой выкуп, золота… рабов… Он все даст… Верни им мое тело… Всеми богами заклинаю тебя!
— Заклинай хоть всем сводом небесным, хоть каждым божеством поименно! — ответил Ахилл, и голос его звучал почти так же хрипло. — Я любил только Патрокла, которого ты убил! Не надейся, ни за какие сокровища я не верну твоего тела родным, троянский пес! Никто не омоет твоих ран, их будут лизать собаки! Ты сгниешь непогребенным и неоплаканным! Подыхай!
— У тебя… не сердце человека… — у Гектора уже почти не было голоса, последние конвульсии сотрясали его тело. — Ты… как лютый волк… Но и ты умрешь…
— Умрут все, — сказал Пелид почти спокойно, следя за агонией врага и упиваясь ею, будто она вливала в него новые и новые силы — А мне было важно увидеть, как умрешь ты!
Но Гектор уже не слышал его. Закатившимися, остекленевшими глазами он смотрел мимо лица Пелида в какую–то неясную и незримую бесконечность.
— Эвоэ! — взревел Ахилл, потрясая над головой копьем. — Эвоэ! Он мертв! Ты слышишь, Патрокл?! Он мертв!!!
— Эвоэ! — гремели со всех сторон голоса ахейцев, подходивших и подбегавших к победителю с радостными воплями.
Их крикам вторил пронзительный хор рыданий и отчаянных стонов с Троянской стены.
— Дай же и нам вонзить копья в мужеубийцу, губителя стольких наших героев! — вскричал маленький Аякс Локрийский, подскочив к Ахиллу и в восторге уже занося свое копье, чтобы поразить им мертвеца, с которого Пелид в это время стащил свои залитые кровью доспехи.
— Не трогать! — прогремел Ахилл, выпрямляясь. — Он мой! Все прочь от меня!
И так страшен был его взгляд и его лицо, затуманенное безумием, что все отпрянули.
— Колесницу! — крикнул герой, ни к кому не обращаясь, но зная, что его приказ тотчас исполнят.
Антилох молча подвел к нему запряженных в повозку коней.
— Я сам буду править!
Бросив на дно колесницы снятые с Гектора доспехи, Ахилл взял лежавший в ней длинный ремень и, нагнувшись, захлестнул им лодыжки убитого. Он стянул петлю как можно туже и затем привязал другой конец ремня к медному кольцу позади колесницы. Вскочив в повозку, герой тронул вожжи, затем, увидев, как поспешно расступаются перед ним ахейцы, нетерпеливо хлестнул коней.
— Эгей! Вперед!
Колесница рванулась с места, понеслась, и окровавленное тело величайшего из троянских героев повлеклось за нею, утопая в клубах пыли.
Ахейцы снова закричали, потрясая в воздухе оружием, и снова им ответили рыдания с Троянской стены. Ахилл нарочно направил колесницу прямо к Скейским воротам, не доехав до них локтей двести, развернул коней и помчался вдоль стены, чтобы все, наблюдавшие сверху, хорошо видели страшное бесчестие Гектора.
— Отродье Тартара! Будь ты проклят! — прозвучал низкий, сорванный женский голос. — Да будет твоя смерть еще ужаснее! Да не оплачет тебя никто на земле!
Это кричала царица Гекуба, стоя на одном из выступов стены, на самой ее кромке. Покрывало упало с ее головы, и она, вырвав из волос гребни, в отчаянии растрепала их по плечам и спине. Приам стоял рядом, закрыв лицо руками, молча и глухо рыдая.
Другие троянцы тоже стали выкрикивать проклятия и угрозы, но все это лишь вселяло в Ахилла новое ликование. Он отомстил! Их отчаяние было его утешением, его наградой после дней тоски и скорби.
— Смотри, Патрокл! — снова крикнул герой и, вновь повернув коней, помчался прочь от стен Трои.
И тут на стене, возле Скейских ворот, среди общих стенаний, раздался короткий, отчаянный возглас:
— Нет, Гектор, нет!!! — и тонкая женская фигурка в светлом платье, как птица, мелькнула над краем стены и ринулась вниз.
— Андромаха, стой! — запоздало крикнул стоявший рядом с нею Эней, пытаясь схватить женщину, но только ее плащ остался у него в руке.
Этот безумный прыжок был, казалось, самоубийством — высота стены в этом месте была около пятнадцати локтей. Но легкое тело Андромахи упало на гибкие ветви ивового куста, одного из немногих кустов, росших возле самой стены. Ветки спружинили, и, хотя затем сломались, но отвратили сильный удар о землю. Андромаха упала среди этих смятых ветвей, несколько мгновений лежала, оглушенная, потом встала — исцарапанная, в порванном платье, и, шатаясь, оступаясь, бросилась вслед за уносящейся в клубах пыли колесницей Ахилла.
— Нет, нет, Гектор… — твердила она и бежала все быстрее и быстрее.
— Она тоже погибла! — воскликнула Гекуба чужим, изменившимся голосом.
— Погибли мы все! — прошептал Приам и заплакал громко, навзрыд, не стыдясь уже никого и, скорее всего, уже никого не видя.
* * *
Камин почти догорел. На горячих углях плясали низенькие сине–красные сполохи, да время от времени две–три крупные золотые искры вырывались из–под спуда почерневших поленьев и взлетали в черное жерло каминной трубы.
За окном стояла ночь.
— Ну я и увлекся! — ахнул, поглядев на часы, Александр Георгиевич. — Да и вы тоже… Как вы теперь поедете? Такси вызовем, или останетесь у меня?
Аня всхлипнула, промокнув нос платком, помотала головой и, взглядом испросив разрешения, кинулась к телефону.
— Да все в порядке, чего ты? — ответил на том конце провода сонный голос Веры. — Спят они, как лапочки… Да, поели, и йогурты смолотили за милую душу! Анюткин, да не бери в голову — в наши обязанности входит, если надо, оставаться с детьми на ночь. Какая еще приплата, ты что, офанарела?! Ну… можешь мне подарить хорошую пару «санпелегрино» или шоколадный наборчик красивенький, это я не откажусь! А чего ты плачешь–то, что случилось? Ой! Кого убили?! Какого Гектора? Я его знаю? Это, что ли, тот армянин с твоего курса? Так он вроде Геворк… Что? Анька, ну тебя, ты меня напугала!
