— Я не боюсь, — тихо сказала Андромаха.
Дойдя до колесницы, Ахилл вдруг подумал, как беспечно бросил ее посреди равнины, даже не привязав лошадей (хотя в этом месте их и не к чему было привязать!). В повозке лежали его собственные, снятые с Гектора, драгоценные доспехи, копье и меч, доспехи большого Аякса… Понятное дело, украсть их тут было некому, но, вспугнутые каким–нибудь зверем, кони могли унести колесницу невесть куда… Ахилл даже не вспомнил об этом!
«Со мной, действительно, что–то неладно!» — почти равнодушно подумал герой и, вскочив в колесницу, хлестнул лошадей и помчался к лагерю.
Мирмидонцы встретили своего базилевса криками восторга. Но его сумрачное лицо сразу отбило у всех охоту подходить и поздравлять героя с победой, а заодно и спрашивать о чем бы то ни было. Исчезновению привязанного к колеснице тела Гектора никто особенно не удивился, все подумали, что Пелид просто бросил его где–то на равнине, на растерзание птицам и шакалам…
Войдя в свой шатер, Ахилл махнул рукой Брисеиде и двум другим ожидавшим его возвращения рабыням, приказывая выйти. Он ощущал волнение и торопился, будто от быстроты его возвращения в грот зависела не жизнь его злейшего врага, а, по крайней мере, его собственная…
Бутылка из скорлупы огромного ореха лежала там, куда он ее положил в день своего прощания с Хироном — на самом дне походной кожаной сумки. За все дни войны он ни разу не доставал ее, помня слова старого мудреца: «Это на крайний, на самый–самый крайний случай!» Значит, этот случай настал…
Ахилл аккуратно опустил бутылку в полотняный мешок, сложил туда же почти весь запас самшитового мха
[21], собранного в здешних горах, свернутые холщовые бинты и большой кусок целого холста, несколько глиняных чашек, небольшой медный горшочек. Кинул нож с роговой рукоятью, зачем–то большой роговой гребень (возможно, он неосознанно представил себе в этот момент медные струи волос зеленоглазой Андромахи), положил огниво и трут.
В последний момент, уже собравшись выходить, герой вдруг понял, что не переоделся и собирается идти в перепачканной кровью и пропитанной потом набедренной повязке… Он крикнул Брисеиде, чтобы скорей принесла чан с водой и таз, поспешно, почти лихорадочно, обмылся с ног до головы (даже не сняв сандалий, чтобы не терять времени, и вызвав этим дикое изумление рабыни), надел чистый хитон и пояс и набросил на плечи плащ, чтобы спрятать привешенный к поясу мешок. Захватил лук со стрелами и короткий бронзовый меч.
Все это время Тарк, встретивший колесницу еще на подъезде к стану мирмидонцев, молча лежал в углу, следя за хозяином и понимая, что тому не до него. И когда Ахилл свистнул ему и коротко позвал: «Тарк, за мной!» огромный пес даже взвизгнул от радости и, подскочив, кинулся следом за Пелидом.
У порога шатра ждал Антилох, и герой, испугавшись вопросов юноши, сразу стал отдавать распоряжения:
— Последи, чтобы воины не сильно напились, Антилох. Не то как бы их ликование не кончилось плохо… Я уйду… мне нужно отдохнуть. Если кто–то из базилевсов станет меня разыскивать, объясни, что я хочу побыть один. Ты понял? Да, и пошли кого–нибудь вернуть Аяксу Теламониду его доспехи и передать мою благодарность. Лучше отправляйся с этим сам. И найди среди моей добычи какой–нибудь богатый подарок для большого Аякса. Если бы не он, мне не в чем было бы выйти на поединок. Все, ступай, оставь меня теперь!
Он понимал, что, если возьмет колесницу, это вызовет совсем уже странные мысли у его воинов, и поэтому, оказавшись за пределами лагеря, просто припустил бегом через кусты и через лес. Он бежал напрямик и едва ли медленнее, чем двигалась бы колесница, поэтому вернулся к гроту лишь чуть заполдень. Тарк мчался следом, не отставая, но и не обгоняя его.
Подходя к спрятанному среди кустов входу, герой вдруг услышал голос Андромахи. Сперва он напрягся и вслушался, заподозрив, что кто–то еще проник в пещеру, но тут же понял: Андромаха говорила со своим лежащим в беспамятстве мужем…
— Все хорошо, родной мой! — ее голос звенел необычайной, не знакомой Ахиллу нежностью, — Все хорошо! Я знаю: ты не слышишь меня, но я буду говорить, потому что душа твоя, которая сейчас между жизнью и смертью, меня слышит. Не уходи, останься, Гектор! Потерпи… Скоро станет лучше.
— Я пришел! — сказал Ахилл громко, пригибаясь и входя в грот.
Андромаха обернулась к вошедшему, и в ее глазах сверкнула радость. Левой рукой (правой она держала безжизненную руку мужа) молодая женщина попыталась поправить на плече сползающее разорванное платье.
«Я не взял для нее никакой одежды! — подумал Ахилл. — А у моих рабынь этого тряпья, как у цариц!.. И еды никакой не взял…»
— Это Тарк, — сказал герой, заметив, что Андромаха с опаской смотрит на вбежавшего следом за ним пса. — Он будет вас охранять, когда я уйду. Ни человек, ни зверь не тронет вас при нем. Тарк, слышишь: эту женщину и раненого ты должен охранять ото всех! И никуда не отлучаться, пока нет меня. Ты понял, Тарк?
Пес оскалил зубы и вильнул пушистым хвостом.
— Он все понимает, — пояснил Ахилл. — Не бойся его.
— Я его не боюсь, — Андромаха слабо улыбнулась, но губы ее задрожали. — Гектору очень плохо, Ахилл. Ты принес… принес снадобье?
— Да, — он даже не обиделся на ее вопрос, понимая, КАК она ждала. — Вот. Грей воду, и побыстрее, а я пока займусь его раной.
И он протянул Андромахе медный горшочек и трут с огнивом.
— Сучья набери возле грота, их тут хватает. И не разводи большого костра — не то будет полно дыма. Сложи очаг из небольших камней.
Отдавая эти приказания, он, тем временем, вновь опустился на колени возле лежащего в беспамятстве Гектора. Тот выглядел хуже, чем два–три часа назад: лицо заострилось, глаза, плотно закрытые, утонули в глубоких черных провалах, кожа посерела. Дыхание участилось, стало сухим и мучительным, при каждом еле слышном вздохе на сомкнутых губах вспухали крохотные розовые пузырьки крови…
Сняв повязку, Ахилл увидел, что рана начала воспаляться.
— Этого я и боялся! — прошептал он, уже не удивившись слову «боялся» — Ну что же, посмотрим, что удастся сделать этому волшебному зелью!
Он безгранично верил мудрости Хирона и знал, что тот не мог ошибиться в свойствах волшебного снадобья.
Ахилл вытащил пробку из горлышка бутылки, и маленькую пещеру наполнил густой аромат неведомых горных трав, пчелиного воска, какого–то знойного ночного цветка… На подставленный кусок чистого холста медленно вытекала не жидкость, а очень густая, янтарно–коричневая масса, почти непрозрачная и вязкая, как мед. На ощупь она казалась теплой.
Пропитав тряпицу зельем, Ахилл аккуратно приложил ее к ране на горле Гектора и прибинтовал, проводя бинт наискосок через грудь героя, чтобы не стягивать повязку на горле. Потом он так же поступил с раной на бедре, понимая, что и она может воспалиться. Нагретую Андромахой воду Пелид вылил в чашку и добавил туда зелья. Оно долго не растворялось, когда же растворилось, вода стала желтой и ароматной. Со всей осторожностью Ахилл разомкнул сжатые губы раненого и по капле влил жидкость ему в рот. К его облегчению, Гектор проглотил снадобье — он еще мог глотать!
