— Троя… — вдруг прошептал раненый, испуганный внезапной мучительной мыслью — С ней ничего?..
— Троя стоит, как и стояла! — голос молодого человека выдал чуть заметное напряжение. — С ней ничего не случилось.
Гектор с облегчением перевел дыхание, вновь причинив себе боль, но на сей раз почти ее не заметив. И тут же понял, что встревожило его в незнакомце: тот говорил хотя и на очень правильном критском наречии, но с интонациями, необычными для троянца. Он не мог быть жителем Троады. Варвар? Но те говорят совсем не так, да и совершенно не так выглядят. Неужели данаец? Но тогда…
И вдруг словно ярчайшая вспышка озарила сознание Гектора — он вспомнил, где слышал этот ровный и низкий голос, пугающий своей силой и глубиной, даже когда звучал совсем тихо. И эти карие светлые глаза странной формы, со скрытым в них огнем, глаза, которые могли метнуть Зевесову молнию и устрашить больше, чем блеск оружия… Пришедшая к раненому мысль была страшна и невероятна, хуже, кажется, ничего не могло быть…
Но Гектор не привык лгать никому, и себе самому прежде всего. Он узнал того, кто склонялся сейчас над его постелью, того, кого он видел над собою в последние, как он думал, мгновения своей жизни, так же, как сейчас, без шлема, с обрамлявшими лицо короткими черными волосами.
— Ты… — прохрипел раненый, едва не теряя сознания от охватившего его смятения. — Я тебя узнаю! Ты…
Он рванулся, пытаясь привстать, но вновь не смог даже оторвать голову от кожаной подушки.
Андромаха вскрикнула, метнулась к мужу, и в то же время Ахилл очень мягко, но сильно опустил руку на грудь Гектора и властно прижал его к постели.
— Ты погибнешь, если будешь напрягаться и делать резкие движения, — твердо сказал базилевс — Рана на твоем горле еще не до конца закрылась, и жар только что прошел. Может быть, тебе не нужно было видеть меня, но ты все равно захотел бы знать все, что произошло, и Андромаха не смогла бы тебя обмануть. Этот грот далеко от ахейского лагеря, и никто, кроме меня, не знает, что вы — ты и твоя жена, здесь. Ахейцы считают тебя мертвым, Гектор.
Троянский герой молча слушал своего врага, пытаясь понять и до конца осознать всю непоправимость случившегося. Но если ахейцы не знают, то… Чего хочет теперь Ахилл?
— Почему… ты не убил меня? — глухо спросил раненый.
— Копье вошло недостаточно глубоко, — спокойно ответил Ахилл. — Ты первый, кто не умер сразу после удара моего копья.
— А потом… Почему потом не убил?
— Не знаю.
Базилевс сказал это просто и как–то растерянно, опустив глаза.
— Несколько дней подряд, — вмешалась между тем Андромаха, — Ахилл лечил тебя. Если бы не его снадобья и лекарское искусство, ты бы умер, Гектор. И верь мне: с нами не будет ничего плохого!
«Она–то откуда знает?! Почему так уверена?» — со злостью подумал Пелид.
Но злость его была не настоящей, не искренней, и герой промолчал. Его рука все еще лежала на груди Гектора, и он ощущал, какими неровными толчками бьется сердце раненого.
— Что ты с нами сделаешь? — спросил Гектор, невероятным усилием подавив накатившую дурноту.
Ахилл быстро взглянул на него.
— Не бойся. Все дурное, что я мог сделать в отношении тебя, я уже сделал. На второй день после нашего поединка ко мне в лагерь приходил твой отец… Нет, не смотри так, с ним ничего не случилось, он вернулся в Трою. Он приходил просить, чтобы я отдал твое тело…
— Ты ему сказал? — на этот раз Гектор не совладал с собою, и его голос задрожал.
— Да, ему я сказал, — проговорил Ахилл, отводя глаза от мучительно тревожного взгляда троянца — И разрешил сказать царице Гекубе. Через пять дней мы встретимся снова.
— Для чего?
Пелид отвернулся, встал, налил что–то в глиняную чашку и вновь подошел к постели.
— Тебе рано говорить и нельзя волноваться, Гектор. На, выпей.
— Что это?
— Молоко. Я добавил в него отвар одного корня… Ты выпьешь и уснешь. Не то у тебя снова будет жар. Обо всем, что предстоит сделать, мы поговорим дня через два.
— Нет! — губы Гектора побелели, но он по–прежнему боролся с наплывающим обмороком. — Сначала я должен знать… Я выпью все, что ты мне дашь, но только когда ты скажешь, что тебе нужно от царя Приама и от меня, Ахилл! Прошу тебя…
Эти последние слова прозвучали почти умоляюще, и вновь будто что–то острое кольнуло Ахилла в сердце. И когда он заговорил, его голос, до того ровный и бесстрастный, прозвучал очень мягко:
— Я договорился с царем Приамом, что, когда тебе станет лучше — чтобы он мог быть уверен в твоем будущем выздоровлении — он через послов начнет переговоры с Атридом Агамемноном о прекращении войны. Я обещал вернуть ему не твое тело, а тебя живого, если война будет окончена.
— На… На каких условиях? — выдохнул Гектор.
— На любых, кроме сдачи города. Приам умен и искусен в таких делах, он сумеет уговорить Атридов. Это все, чего я хочу. В моем намерении есть что–то плохое?
— Нет.
Гектор смотрел на Пелида если не с изумлением, то с новым, напряженным интересом.
— У меня… плохо работает голова, Ахилл… Если ты говоришь правду…
— Лгать я не умею. А теперь пей молоко и спи. Ты обещал.
И он осторожно, медленно приподнимая чашку, влил густое козье молоко, приправленное чем–то остро–ароматным, в рот раненого, с неосознанной радостью замечая, что тот уже легко глотает и ему, вероятно, не больно.
— Андромаха, подойди, — прошептал Гектор. — Я хочу тебя видеть.
Она взяла его руку и нежно потерлась об нее щекой.
— Я здесь. Я всегда с тобой!
— А… А как ты сюда?.
Но он не договорил. Слабость, пришедшая на смену напряжению, словно сковала язык. Тут же начало действовать снотворное, и уже не обморок, а глубокий сон, без сновидений и кошмаров, погрузил его в тихую прохладную тьму.
Глава 2
Пройдя через восточное крыло дворца и миновав один из его обвитых диким виноградом внутренних дворов, царь Приам поднялся по широкой каменной лестнице в покои царицы.
Было раннее утро, и он не встретил на пути никого, кроме стражи и рабов, подметавших двор и поливавших росшие в нем розовые и гранатовые кусты. Но царь не сомневался, что Гекуба уже не спит, она всегда вставала с рассветом, а в последние дни и вовсе почти не спала. Правда четыре дня назад, когда царь сообщил ей, взяв клятву молчать, что их сын жив, она после бурного разговора сразу уснула и спала мертвым сном весь день до вечера. Но потом тревога и смятение снова лишили ее сна.
Приам застал свою супругу в комнате, смежной с ее спальней, за резным, персидской работы столиком, накрытым для завтрака. Впервые со дня смертельного поединка Гектора с Ахиллом царица заставила себя по–настоящему поесть. Перед нею на тарелке лежала лепешка, выпеченная из ячменя с растертыми орехами, стояла чашечка меда и высокий кубок разбавленного родниковой водой вина. На небольшом серебряном блюде рассыпались спелые фиги.
