Ахилл, обхватив руками колени, весь сжался. Его трясло от озноба, вызванного не только холодом, хотя воздух был действительно студен и влажен — героя била нервная лихорадка, все пережитое напряжение, душевное и физическое, отзывалось теперь этим мучительным холодом и полным, смертельным изнеможением.
Сзади на плечи ему тихо опустился шерстяной плащ, и на камни упала охапка сучьев.
— Можно, я разожгу костер? — спросила Пентесилея, уже высекая кремнем искру и поджигая клочок сухого мха.
— Да, разожги. Там уже спят?
— Не все. Я сказала Терситу, что ты приказал ему пока караулить шатер. Я правильно сделала?
Он кивнул, слабо улыбнувшись.
— Да… Я и сам мог подумать. Ничего не соображаю. Я пришел сюда потому, что там мало места, а раненым нужен отдых. Нет ли чего–нибудь поесть?
— Сейчас!
Она убежала и почти тотчас вернулась.
— Вот.
Ахилл взял из ее рук глиняную тарелку с кусками жареной конины и принялся за еду, сразу же ощутив мучительный голод.
— Как вкусно! Спасибо, Пентесилея. А ты?..
— Я тоже хочу есть. Дай кусочек.
Некоторое время они сидели рядом, глядя на медленно разгоравшийся костер, и жевали жестковатое мясо.
— Тебе холодно? — спросила амазонка, придвигаясь к нему вплотную.
— Меня знобит. Это, наверное, от того, что я еще не окреп после Чаши. Но сейчас лучше.
— Не хочешь вернуться в шатер? Гекуба сказала, что найдет место и тебе.
— И сама не ляжет спать? Там не повернуться! — Ахилл покачал головой.
— Тогда ложись здесь. Я буду поддерживать костер и беречь твой сон. Конечно, если ты мне позволишь…
И Пентесилея постелила возле костра пару овечьих шкур, соорудив изголовье из охапки травы, тоже прихваченной в шатре.
Герой с удовольствием лег на эту жесткую постель и вновь улыбнулся:
— Не могу тебя узнать, Пентесилея! Ты так послушна, так покорна…
Что это с тобой? Почему ты на все спрашиваешь моего разрешения?
Она тоже улыбнулась и легла с ним рядом, укрыв его и себя еще одной овчиной и плащом.
— Я хочу, чтобы ты на мне женился. А разве ты возьмешь в жены женщину, которая не будет тебя слушаться?
— Не возьму, — честно ответил он.
— Ну… вот поэтому.
Море шелестело волнами, казалось, возле самых их ног. Но между ними и морем был костер, который защищал от прохладного дыхания морского ветра.
Амазонка привстала, сняла и отбросила тунику и сандалии и вновь крепко прижалась к Ахиллу так что он сразу согрелся — таким горячим было ее тело.
Он повернулся, обнял женщину, осторожно накрыл губами ее губы, пахнущие гранатом. Потом властно коснулся ее волос, вынул гребни и нетерпеливыми движениями пальцев расплел упавшие на изголовье ложа черные, мягкие косы.
И в мире не осталось больше ни сгоревшей и ограбленной Трои, ни уплывших в никуда ахейских кораблей, ни тысяч смертей, ни двенадцати лет войны… В эти мгновения власть была лишь у поющего свою песню морского прибоя, у далекого хора цикад. И у неба, пронзенного звездами и такого высокого, что если смотреть на него, лежа на спине, то кажется, что лежишь, не касаясь земли, между берегом моря и этой вознесшейся в вышнюю пропасть твердью…
— Я люблю тебя! — сказала Пентесилея слова, которым было много тысяч лет и которые еще тысячи лет будут звучать под небом и под звездами, и вместе с людьми уйдут когда–нибудь в Вечность, где, кроме Любви, ничего не будет…
— Я тоже тебя люблю, — ответил Ахилл и снова прижал ее к себе. — Тебе не делаю больно? Мои ручищи ведь и раздавят…
— Да что ты! У тебя такие нежные руки. Ты не раздавишь и воробьиного яйца. Я не думала, что мужчина может быть таким нежным!
— А я не думал, что такой нежной можешь быть ты! У тебя сейчас даже голос не такой, как обычно, — он у тебя всегда низкий, как у мужчины, а сейчас…
— А сейчас я — женщина! — сказала она и засмеялась.
Ахилл вдруг испугался.
— Пентесилея! Но… Тебе не придется снова проходить через обряд искупления?!
— Нет, — она провела рукой по его лицу, стирая легкие капли пота. — Совет амазонок разрешил мне стать твоей женой.
Ахилл изумленно посмотрел на нее.
— Как?..! Когда они успели?!
И тут Пентесилея смущенно отвернула голову и проговорила, не глядя на него:
— Помнишь, мы приплыли в первый раз с Ламеса? Ну, тогда, когда я сопроводила тебя и уплыла обратно, чтобы остаться на положенный срок возле храма Артемиды? Помнишь, Авлона и моя оруженосица Крита нас ждали? Я послала Криту в Темискиру — сообщить, что обряд искупления совершен и что я возвращаюсь на остров. А еще я велела ей сказать Совету амазонок, что я прошу позволения стать твоей женой и остаться с тобою. Твоя победа в сражении над сотнями амазонок давала Совету возможность освободить тебя от обычных в этом случае состязаний. Крита не приезжала на Ламес, но приехала от Совета одна из наших жриц и сказала, что Совет позволил мне выйти за тебя замуж, Ахилл! А через несколько дней Авлона сообщила мне, что ты убит.
— Значит… — проговорил он, окунув пальцы в ее волосы, — значит, ты уже тогда хотела… Но мне ты сказала, что еще не решила!
— А я и не решила до конца. Я даже не была до конца уверена, что ты хочешь на мне жениться. Но мне было нужно иметь право, понимаешь? И не из страха перед обрядом искупления. Я ни от кого больше не хочу прятаться! Никому не хочу лгать! Я люблю тебя и хочу говорить это всему миру!
Она отбросила овчину и села, обняв руками колени, как недавно сидел он. Отблески слабеющего костра отражались на ее бронзовой коже, загар которой был вечным.
— Я знаю, о чем ты сейчас подумал, — сказала амазонка, помолчав — Я читаю твои мысли. Ты подумал, что я когда–то точно так же любила Гектора.
— Ты читаешь не там, — твердо возразил Ахилл. — Я не об этом думал.
— Об этом. Только, может быть, не так прямо. Знаешь, Ахилл, я и сама много думала. Я очень виновата. Я ведь и перед Гектором виновата! Потому что любила свое тщеславие, хотела стать самой великой, даже мужа иметь самого великого! И еще… Может, не стоило бы тебе говорить, но мне так стыдно… У нас в Темискире, в храме Афины, служит жрица, сестра нашей прежней покойной царицы. Все говорят, что у нее дар пророчества. Так вот, когда мне было пятнадцать лет, она мне сказала, что я стану женой самого прекрасного и могучего из сыновей царя Приама в великой Трое!
— И как же ты теперь выходишь замуж за меня? — спросил герой. — Ты перестала верить пророчествам?
— Я выхожу замуж за того, кого люблю! — отвечала амазонка. — И думать больше не хочу ни о каких пророчествах!
