— У нас в Спарте не привыкли бояться холода! — сказала она, складывая очередную холстину в корзинку, стоявшую на соседнем камне, и беря новое полотнище. — А у тебя что, дела нет, что ли, что ты бродишь по берегу и мешаешь мне работать?
— «У нас в Спарте!» — передразнил воин. — А я что, из Эфиопии? Я тоже спартанец. Только сдается мне, что там ты зимой холстов не стирала, да и летом тоже. Испортишь ведь руки!
— Да отстань! — крикнула Елена. — Что ты привязался ко мне? Тебе посмеяться не над кем? Все ахейцы уехали, да? И некому слушать твою болтовню?
— О–о–о, я польщен! — возопил насмешник, едва не подавившись ягодой. — О Терсите слышали даже в Трое, даже в царском дворце!
— Да никто там о тебе не слышал! Это Антилох рассказал, как ты надоел всем своими шуточками и издевками и как тебе ото всех попадало…
— Замечательно! — Терсит широко улыбнулся, отчего пересекавший его левую щеку шрам весело изогнулся, как детская ямочка. — Ну так, может быть, я хочу, чтобы эта красивая красная по локоть ручка тоже влепила мне затрещину. Только отогрей сначала руки, Елена, не то у меня сделается насморк!
И он подошел поближе, став позади спартанки и невольно любуясь ее точеной спиной, туго обтянутой тонким хитоном.
— Оставь меня в покое! — уже гневно закричала женщина. — Ты мне мешаешь!
— Это чем же? — искренне удивился Терсит. — Стою и все…
— Ну да, стоишь и разглядываешь меня, как будто купить собрался… И было бы теперь, что разглядывать!
В последнем восклицании, вырвавшемся уже невольно, прозвучало столько обиды и боли, что насмешливое настроение Терсита вдруг изменилось.
— Ты не права, Елена, — сказал он совсем другим тоном. — Во–первых, я разглядываю твою спину, и только. А она ведь не мокла в холодной воде и осталась красивой. А во–вторых, это вообще не к делу: я ничего не покупаю, хотя бы потому как не на что. И всегда было не на что, почему я и не привык приглядывать дорогой товар. Ничего мне от тебя не надо, я помочь хотел. Нарубил вот дров для очага, отнес в хижину и подумал, что можно сходить к реке. А тут как раз ты с этой корзинищей, которую тащить будет нелегко — холсты–то теперь мокрые! Так что, если позволишь, я ее и донесу.
— Позволю, если ты помолчишь немного и дашь мне дополоскать еще два полотна! — отрезала Елена.
— А разве от звука моего голоса они прилипают ко дну и не полощутся? — осведомился спартанец. — Ну и несчастный же у меня голос — всем от него плохо, от Атрида Агамемнона до шерстяной холстинки!
Елена, не отвечая, закончила свою работу, аккуратно сложила и пристроила на верх корзины последние холсты и встала. Как назло, заткнутый за пояс край обтрепавшегося платья зацепился, не слушаясь застывших пальцев женщины, и несколько мгновений Терсит видел ее ноги выше колен. Босые ступни покраснели и огрубели, как и ее ладони, но сохранили прекрасную форму, а лодыжки, колени, бедра по–прежнему сверкали чистым зимним мрамором.
Терсит молча подошел и поднял на плечо корзину, действительно очень тяжелую.
«И как бы она ее несла с такими покатыми плечиками?» — подумал он, глянув на женщину, в это время молча шнуровавшую сандалии.
Ее голова была чуть наклонена набок, короткие светлые волосы, слегка вьющиеся, касались плеча. За эти дни Елена сильно похудела, и с этой стрижкой, со своими большущими глазами, походила на хрупкого юношу. Только глаза, если смотреть близко, глядели из тончайшей сетки морщинок, и такие же морщинки притаились возле губ.
«Сколько ей лет? Тридцать пять, кажется… Все равно, на вид меньше…» — подумал спартанец.
Подождав, пока женщина поправит хитон, он шагнул к тропинке — и остановился так резко, будто вдруг ударился о невидимое препятствие.
Локтях в пятидесяти, среди облетевших кустов, припадая к земле, мотая хвостом из стороны в сторону, кралась пятнистая пантера. Движения и красный зловещий блеск сощуренных глаз гигантской кошки не оставляли сомнений: она нападет.
Елена тоже увидела зверя, вскрикнула и замерла в ужасе — то ли понимая, что бежать уже поздно, то ли не имея сил двинуться.
— Спокойно! — крикнул Терсит (больше не Елене, а самому себе). — Не убегать! Женщина, стой за моей спиной!
Он резко снял с плеча корзину и, нагибаясь, удачно наткнулся глазами на крупный корявый сук, валявшийся возле воды. Спартанец поднял его и принял оборонительную позу. Пантера стелилась по земле, описывая дугу, чтобы зайти сбоку, но ей мешали ограничившие тропку скалы. Вот она приблизилась, вот оказалась на расстоянии локтей в двадцать.
«А какой длины у нее прыжок? — успел еще подумать спартанец. — Да я их и близко–то никогда не видел! Ни лука не взял, ни ножа… Да и что б я ей сделал ножом–то?»
В это мгновение зверь припал к земле и тут же взлетел, будто его толкнула невидимая тетива. Пронзительный крик Елены звучал дольше, чем длился этот прыжок. Терсит уклонился от падающего на него пятнистого тела, скорее благодаря звериному страху смерти, нежели расчету и ловкости. Пантера упала в двух шагах от него, повернулась, рыча от ярости — и он, зарычав в ответ, но не от ярости, а от ужаса, с размаху обрушил тяжелую корягу прямо на ощеренную морду. Рев перешел в визг и зверь отскочил, готовя новый прыжок. Его хвост, взмахивая вверх и вниз, то хлестал по распяленным на земле когтистым лапам, то доставал морду. Глаза метали искры. Теперь человек и зверь были чуть в стороне от того места, где начиналась тропа, и Терсит, увидав это боковым зрением, заорал:
— Елена, беги, беги! Хижина близко, беги скорее!
Новый прыжок пантеры опять каким–то чудом не накрыл спартанца, но только потому, что он оступился и плюхнулся задом на один из облизанных водою камней, выронив сук, от которого, впрочем, было бы уже мало проку: при первом ударе он сломался почти пополам. Зверь пролетел рядом, развернулся…
Корзина с холстами была в двух локтях от Терсита, и он, вскакивая, подхватил ее, думая заслониться, как вдруг внезапная идея, будто кем–то подсказанная, заставила его сделать совершенно другое: он поднял тяжеленную корзину и со всего размаха надел ее прямо на ощеренную кошачью морду. Мокрые холсты облепили голову хищника, обрушились ему на спину, в одном из них запутались лапы. Пантера опять завизжала, на этот раз испуганно.
— Да бежим же! — крикнул Терсит, видя, что Елена так же стоит на берегу, прижав руки к груди и вытаращив глаза. — Скорее!
В охотничьих историях, которых Терсит, как и все спартанцы, слыхал немало, львы и пантеры часто удирали от находчивых охотников, сумевших их ошарашить и испугать. Но в душе своей воин отлично понимал, что даже сильно испуганный зверь вряд ли откажется от добычи, если не увидит реальной опасности…
Они едва успели пробежать по тропе сотню локтей, как оглушительный рев позади них и треск кустов доказали отвагу пятнистой кошки. Терсит оттолкнул женщину и заслонил ее собой.
— Беги, Елена! Я успею ее задержать!
