Его глаза сияли. Он был влюблен в библиотеку, и на миг в душу Ахилла закралось что–то похожее на зависть. Он подумал, что только эта любовь, только эта страстная приверженность к вечному, к памяти, к великим делам прошлого и настоящего, может чего–то стоить, во всяком случае, здесь, вокруг них, было настоящее бессмертие… Или это тоже иллюзия?..
— Если бы было время почитать! — воскликнул он невольно и покраснел.
— Так будет еще! — вскричал Полит и улыбнулся. — Вот наступит, наконец, мир, ты приедешь в Трою… ну, потом, побывав дома… И я тебе покажу самые интересные свитки и таблицы, и воспоминания наших мудрецов! Я и сам больше всего на свете хочу зарыться сюда по уши. Написать историю Троады, может быть, описать все войны, которые здесь бывали. И про тебя, Ахилл, я многое хотел бы написать.
— Представляю себе! — воскликнул герой.
— Не представляешь… Я знаю, что ты — необыкновенный человек. Но хотел бы написать обо всем том необыкновенном, что мы все в тебе увидели. Веришь, я и раньше думал, что ты можешь сделать что–то совершенно не такое, как делают люди! То есть… Словом, что–то, что не по нашим законам и привычкам. Понимаешь?
— Нет! — честно сказал Ахилл.
— И кто бы понял тебя, Полит, если ты выражаешь свои мысли так возвышенно и так туманно, что за туманом их трудно разглядеть? — вмешался вновь возникший в коридоре за их спинами Кей. — А вот и мое «царство». Моя аптека. Прошу!
И царский лекарь указал на крепкую деревянную дверь, к которой они в это время подошли. В стенной нише неподалеку от нее стояла на возвышении бронзовая статуя Аполлона, державшего в правой руке большую плоскую чашу
[10].
Небольшие размеры двери невольно заставляли думать, что и помещение за нею невелико. Поэтому Ахилл едва не ахнул (в который раз за этот день), увидав громадных размеров комнату. Ставни на окнах были закрыты, и ее освещали массивные светильники. Комната была уставлена высокими ларями, полками и столами, на которых чего только не было! Глиняные и алебастровые чаши и сосуды, кувшинчики и горшочки самой различной формы, пустые либо чем–то заполненные и тщательно закупоренные пробками, а иногда и запаянные воском. Пучки трав, кореньев и цветов, плоды, свежие и сушеные, также сложенные в сосуды и корзинки, что стояли иногда и на полу — но каменный пол аптеки был чище самой чистой ванны… Столы были частью деревянные, частью — мраморные, но были и столешницы из простого полированного камня. На таких красовались жаровенки, а над жаровенками что–то варилось и кипятилось в небольших сосудах, и возле них хлопотали двое молодых людей, при появлении царицы отложивших ложечки и пучки трав и низко поклонились.
— Это мои помощники — Кандилл и Мелланип, — представил их Кей. — Оба — отличные лекари, но больше смыслят в ранах и швах, чем во всяких болезнях. Их учил не я, а война… А вон за теми столами обычно работают женщины — перебирают травы, подбирают по моим указаниям составы для разных лечебных целей. Сегодня царем объявлен праздник, и я отпустил их. А их работа бесценна! Вот, например… — он взял с одного из подоконников маленький круглый горшочек. — Это сложная смесь нескольких трав, пчелиного воска и самшитового мха, настоянная на уксусе. Средство представляет собою густую кашицу, которую мы наносим на раны, чтобы не допустить их воспаления и нагноения. С помощью этого состава можно очистить рану от гноя и ускорить ее заживление, хотя, разумеется, его свойства не идут ни в какое сравнение с волшебным действием того зелья, что было у тебя, Ахилл. Здесь, — Кей указал на широкий мраморный стол, — женщины нарезают полоски чистейшей ткани для бинтов и делают пластыри с помощью птичьего клея. Я исследую и свойства некоторых снадобий, указанных в старинных рецептах, и порою прихожу к выводу, что в них нет никакой целебной силы, а их якобы замечательные особенности — не более, чем плоды древних суеверий. На полках и в ларях хранятся самые ценные смеси трав, а также рецепты и инструменты. На каждом ларе висит пергамент с перечислением того, что в нем лежит, а внутри — указания, как этим пользоваться.
— Как интересно! — искренно воскликнул Пелид. — Я слыхал об аптеках, но никогда их не видывал… А почему ставни закрыты? Ведь сейчас день.
— День, и на улицах полно пыли, которая может попасть внутрь и все нам перепортить, — ответил Кей. — По утрам и вечерами мы отворяем ставни — но, видишь, на окнах еще и решетки. Это затем, чтобы сюда никто посторонний не забрался.
— Посторонний?
— Ну да, — кивнул лекарь. — У меня ведь и яды хранятся, и… здесь много чего есть. Зачем же мне дрожать над каждым ларем? Мало ли, кому что взбредет в голову?
Покинув аптеку, Гекуба и ее спутники вновь поднялись на второй этаж дворца, но уже в другом его крыле.
Здесь снова было светло и нарядно. Широкий, расписанный сценами охоты коридор вывел в длинный белый зал, весь уставленный мраморными статуями богов и высокими цветными вазами, затем — мраморная лестница, но она вела не на другой этаж, а в центральную часть дворца. Один из ее залов был без окон и освещался огромным отверстием в потолке, под которым был расположен мраморный бассейн.
— А третьего этажа там разве нет? — спросил Ахилл.
— Нет, там терраса, — ответила царица Гекуба. — Она заканчивается как раз над этим отверстием. Но когда идет дождь, из промежутка между ее перекрытиями выдвигается деревянный настил и прикрывает люк. А теперь… — тут она улыбнулась своему гостю. — А теперь — тронь воду рукой!
Ахилл потрогал и изумленно посмотрел на царицу. Вода была теплой!
— Что это? Кто–то ее нагревает?
Гекуба засмеялась.
— Ну, что ты! Это просто вода из горячего источника. Он находится в горах, в девятнадцати стадиях отсюда.
— В девятнадцати стадиях?! — переспросил Ахилл. — Это значит, за пределами стены?! Но…
— От источника проведен подземный акведук
[11] – это такой небольшой канал, глиняная труба, точнее — десятки соединенных между собою труб. По ним вода из горячего ключа течет во дворец. По пути она, конечно, охлаждается, но не так сильно — глина хорошо сохраняет тепло. В бассейне есть отверстие для стока воды, так что она все время обновляется. И она всегда теплая. Мои сыновья до сих пор обожают здесь купаться, как любили это делать, когда были маленькими… Троил, что ты делашь?!
— Подтверждаю твои слова, матушка! — закричал мальчик и, как был, в праздничном, белом с красной оторочкой хитоне, в сандалиях, кинулся в воду.
— Вот сумасшедший мальчишка! — закричала царица, кажется, по–настоящему рассердившись. — Ты что же это позоришь нас при нашем госте?!