Да Силва объяснил причину таких бурь, а преподобный Флетчер это объяснение записал. Полвека назад на этих берегах попытались закрепиться португальцы. Они так мучили местных жителей, что те, не видя никакой иной возможности противостоять вооруженным железными клинками и огнестрельным оружием чужеземцам, заключили сделку с дьяволом! И теперь, завидев европейский корабль у своих берегов, запродавшие свою душу Князю Тьмы туземцы садятся в кружок на землю — и начинают подбрасывать в воздух пригоршни песка. От этого поднимается страшный ветер, то и дело меняющий направление (он может задуть вообще с любой стороны света — если только индейцы, сидящие на земле, образовали замкнутый круг. Если же нескольких человек не хватило для образования такого круга, либо кто-то из них отошел — с тех румбов, спиною к которым не сидят дьяволопоклонники, ветров не будет!). Потом наступает столь густой туман, что затруднительно отличить небо от земли. Затем разражается такой ливень, что уж никто и ничто спастись не может! При этом ветер громыхает, как гроза… От этих неожиданных бурь — «памперо» — уже погибло в этих водах множество кораблей и лодок…
Когда шторм стих — оказалось, что «Сент-Кристофера» отнесло куда-то за пределы видимости. Пришлось вернуться к заранее обговоренному месту рандеву близ входа в Ла-Плату. После двух дней ожидания бывшая «Мария» появилась на юго-восточном горизонте. Дрейк назвал мысок, прикрывающий с севера неглубокий заливчик, избранный местом встречи, мысом Радости — в честь восстановления полноты эскадры. Затем по решению Дрейка корабли неделю поднимались вверх по течению Ла-Платы.
3
Это было приятное, безопасное и нетяжелое путешествие. Ни штормов, ни штилей, волнение небольшое — да и то вызвано не силой ветра, а тем, что ветер дул попутный англичанам, и он «взъерошивал» воду, поскольку корабли шли против течения.
Наконец, по правому борту увидели струю прозрачной воды, выделяющуюся среди ла-платской коричнево-зеленоватой мути так же резко, как застекленное окно среди глинобитной стены. Струя шла от устья притока. Выслали шлюпки, наполнили бурдюки и бочки пресной водой, вылив без сожаления даже свежую, позавчера набранную из Ла-Платы. Впрочем, за два дня в бочонках со свежей забортной водой отстоялось на полтора дюйма тонкой глина-песчаной смеси! Матросы повеселели: ведь согласитесь, что нет обиднее смерти, чем смерть от жажды на борту корабля!
27 апреля поворотили назад. Путь, пройденный вверх по течению за неделю, вниз был пройден за пять дней — да и то из них более полусуток заняла охота на невиданных зверей, похожих на поросенка, вырядившегося в рыцарские доспехи. Позже узнали, что зверей этих испанцы и индейцы называют «броненосцами».
Когда отчалили и Питчер приготовил мясо добытых зверей, Дрейк после пробы кисло сказал:
— Признаться, такое мясо стольких трудов не стоит.
— Ну почему, Фрэнсис. Мясо вполне приличное. Даже, можно сказать, на поросенка похоже, — добродушно ответил Том Муни.
— Можно. А можно и не говорить. Если уж очень хотеть — то, действительно, некоторое сходство с поросенком отыскать можно.
— А вот это не лучше?
— А что это? — подозрительно спросил Дрейк. — Тушка на кролика похожа…
— Видел бы ты лапы этого «кролика»! — ухмыльнулся Том Муни.
— А что такое?
— Да ничего особенного. Просто лапы эти с перепонками. Как утиные…
— Тогда жрите сами!
— И будем. По слухам, оч-чень вкусно!
Федор тоже рискнул — и не прогадал. Мясо жирное, сочное… А мистер Фрэнсис отхватил себе солидный кусок гуанако — зажаренная целиком туша походила с виду на серну или молодого оленя. На вид. Но никак не на вкус…
— Тьфу ты, дьявольщина! Мочой какой-то отдает или еще похуже чем! — Дрейк выплюнул непрожеванным первый же кусочек и потребовал вина — запить эту гадость. Осушив залпом стакан, он приказал:
— Эту мерзость со стола — долой! А мне, так и быть, дайте этого болотного бобра или кто он там!
Но нутрию уже доедали — и пришлось адмиралу довольствоваться «поросенком в доспехах».
Странно было взобраться во время охоты на невысокий, пологий пригорок и увидеть бескрайнюю степь с жухлой бурой травой — а на ней пасущуюся нелепую птицу «нанду». Слишком малые для мощной туши крылышки ее просто не подняли б. Зато бегала эта птичка быстрее лошади и свирепо лягалась мозолистыми лапищами!
И ни человека вокруг — только пасется почти непуганное зверье. Благодатные места эти! Кончается апрель — а это уж осень глубокая по-здешнему, а травы есть такие, что растут-зеленеют себе. И погода вполне летняя, а земля… Ну-ка посмотрим, какая землица тут…
Федор с трудом продрался тесаком сквозь дерн — и увидел жирный, чистый чернозем. Полфута, фут, полтора, два — и все черная земля не кончается!
— Эх, вот бы куда нашим хлебопашцам переселиться! — сказал он мечтательно. — Земля-то вон какая жирная, и сколько ж ее, и вся ничья…
Подошли другие моряки, полюбовались на вывороченную Тэдом кучку чернозема — и тоже заахали восхищенно:
— И земли-то — бери себе сколько угодно, сколько вспахать осилишь…
— И никакой аренды платить никому не нужно…
— Только переселяйся сюда — и живи себе! Только вот как добраться?
— Вот то-то и оно…
— Никаким образом сюда не переселишься. Кто тебя повезет и сколько за перевоз возьмет, ты подумал? Э-э!
— А ежели и получится — испанцы налетят: и налогами задавят, и инквизицию введут…
— А тут-то будет пострашнее, чем в самой Испании…
— Чего ради? Тут, наоборот, вольнее будет, потому что от начальства подальше.
— Тэдди, ты ведь бывал в Испании — объясни человеку!
— Объясняю. Тут каждый мелкий чиновник будет над тобою королевские права иметь — именно потому, что Испания далеко, а он близко. Морда твоя не понравится или не так посмотрел — он и будет над тобой измываться. А Испания далеко, и управы на него нет никакой…
— Соб-баки! Хуже наших!
— Хуже. А сколько земель под себя подгребли!
— Сами не «ам», и другим на дам.
— Точно. У них людей не хватит все это заселить, даже если все до последнего человека сюда переедут…
Беседуя на эту, волнующую каждого матроса тему (ведь матрос — или сын, или внук, или зять крестьянина), они охотились — на местных худощавых зайцев-«агути», и на водосвинок — грызунов, умудрившихся быть похожими одновременно и на морскую свинку, и на хомячка (только вымахавшего в порося размером), и на кролика — вкусных, но уж больно ловких в воде, а на берегу довольно неуклюжих…
4
Корабли экспедиции Дрейка шли к югу от Ла-Платы. Безрадостная плоская земля с невысоким глинистым обрывом над узеньким мелкогалечным пляжем. Изредка на горизонте появляются пугливые стайки индейцев на лошадях… Ни у Дрейка, ни у кого из команды не появлялось особенного желания еще раз приставать к столь скучному берегу. Единственно — бабочки были в изобилии. Ветры то и дело приносили и раскидывали по наветренному борту оглушенных ударом с лету о паруса красавиц, обычного (много меньше тропических) размера, но самых странных для бабочек расцветок: шоколадных, бронзовых, серо-зеленых с черной каймой…
