— Так, может, он поставщик.
— Тютя! Скажи еще, посредник. Станет тебе первый лорд британского Адмиралтейства продавать вино и пиво.
Когда уже вышли в море и меловые обрывы родины остались справа за кормой, Дрейк перестал скрывать, что да, этот рейс оплачен и снаряжен полностью попечением главы английского военно-морского флота. Но куда идем, оставалось тайной. Курс задавал капитан ежеутренне, и никто не знал, куда завтра будет смотреть длинный бушприт «Лебедя». Как не знали и что лежит в трюме, обшитое бурой, цвета гнили, мешковиной. Ящики небольшие, но тяжелые, а что в них?
Но вот, после по меньшей мере трех зигзагов по морю, подошли к португальским берегам. Капитан приказал спустить и спрятать британские флаги с тюдоровскими розами и алым крестом св. Георга. И подняли зеленые с золотой арфой, ирландские.
А ирландцев на борту ну хотя бы один был! Единственно что Ллойд Томпсон разумел по-ирландски, но и то говорить не мог.
— Вот он со мной и поедет, как явный ирландец. Сам брюнет, нос красный, глаза мечтательные. Так, и Синий Рожер. И… И ты, Тэд. Так что у нас в команде и англичан-то нет. Хотя да, между собой-то мы по-английски говорим, собаки-испанцы сразу раскусят…
— Капитан, так мы в само логово зверя собрались? — спокойно спросил Синий Рожер, угрюмый бретонец, попавший к Дрейку после того, как англичане в испанских водах подобрали нескольких французских пиратов после кораблекрушения. Рожер был невозмутим, и похоже было, что ему неинтересно все на свете и наплевать даже на религию. Во всяком случае, он, католик, плавал с протестантами и грабил единоверцев.
— Да. Я намерен поучиться кое-чему у этих спесивых бурдюков. А что, ты имеешь что-то предложить?
— Я? Да, сэр. Я предлагаю вот что: если мы будем сходить на берег, надлежит перво-наперво сходить к мессе, отстоять до конца, и потом уж всем будет не так важно, кто мы по национальности. У вас, англичан, короткая память. Десять лет как померла ваша королева Мария — и вы уже позабыли, что и среди англичан есть католики. И ничего странного не было бы, если б ирландские мятежники наняли английскую команду из единоверцев. Надо только заранее договориться, за каким они нас дьяволом наняли.
— Рожер, умница! — взревел Дрейк. — Мы вот за каким сюда дьяволом поперлись: известно каждому моряку мира, что испанские картографы — первые во Вселенной! И мы по поручению вождя ирландских мятежн… повстанцев, лорда Тиронна, должны ознакомиться с испанским картами Ирландии и прилегающих вод, дабы наш лорд мог избрать наилучшее место для приема испанской помощи и десанта. Вот!
«Лебедь» вошел в испанские воды и поднялся вверх по главной андалузской реке Гва… Гвадал… Вот черт, англичане считают русские названия непроизносимыми и незапоминаемыми. А здешние? Река Гвадал… Уфф! Устанешь, пока договоришь: Гва-дал-кви-вир. Или эта портовая деревушка при устье Гва-дал-кви-вира: Санлукардибаррамеда. А? Или самый знаменитый испанский город, где мученическую смерть принял апостол Христов, Иаков: Сантьягодекомпостела. Или еще город недалече от устья Гвадалквивира: Хересделяфронтера. Вино оттуда вывозят преславное, по-особенному терпкое, крепкое и вкусное, но вино кличут попросту: «Херес», безо всяких там «деляфронтера» или как там еще? Вроде еще где-то подальше от побережья у них имеется еще Хересделос-кабальерос.
Ну вот, поднимались они вровень с океанским приливом к главному городу Андалузии и обеих Америк (поелику именно в нем находится могущественнейший Совет по делам Индий — верховная палата управления испанскими владениями в Новом Свете), к прославленной Севилье. Все свободное от вахты время Федор торчал на палубе с раздутыми ноздрями и вытаращенными глазами. Потому что холмы вдоль широкой мутной реки сплошь были засажены аккуратными рядами шаровидных апельсиновых деревьев, на которых темно-зеленая листва как тусклыми фонарями была прорезана буро-желтыми — говорят, еще незрелыми, а как созреют к рождеству, так станут вовсе огненными, — плодами. И уж как они пахли, как пахли — судно идет по фарватеру, под правым берегом, а с левого такие густые пряные волны запаха несет, что аж шатаешься! А повыше над апельсинными — лимонные рощи. А там гранатовые. А тут громадное, кудлатое серебристое оливковое дерево, дающее «деревянное» масло, которое на святой Руси в лампадках жгут и к праздникам волосы мажут, чтоб не ершились. Говорят, такое дерево один раз посадят и потом семьсот семьдесят семь лет урожаи снимают. Черные такие ягоды с мелкую сливу, жирные, вкусные, а едят их солеными с хлебом, не вместо иных фруктов, а вместо сала. Честное слово! Федька сам видел: грузчики в порту таскают здоровенные тюки, а обедают — у одного краюха хлеба, корка сыра да бутылка красного вина, а у другого такая же краюха, пригоршня маслин да такая же бутылка вина — и ничего, доволен.
Пока поднимались, Федор испробовал и вяленый инжир, который здесь продавали снизками, как ожерелье, и изюм ветками, и овечий сыр с чесноком и зеленью, и зеленые еще, горьковатые апельсинчики.
Останавливали их каждый час стражники (как их? «альгвазилы», кажется), допытывались, кто они, что за флаг на грот-мачте, откуда и зачем. Но то, что придумал Синий Рожер, рассказанное по-испански их капитаном уверенно и складно, хотя и не без запинки (иногда, кажись, понарошечной, чтобы подозрительные испанцы не подумали чего насчет уж больно их язык хорошо знающего английского капитана), казалось достоверным. А когда — были и такие — спрашивали насчет того, как же вы, мол, согласились служить врагам вашей англиканской веры, — капитан Дрейк спокойно цедил:
— А мне наплевать на вопросы истинной веры. Я верую в деньги. А ирландцы неплохо платят. Кстати, почему-то вашей, испанской, монетой. Да у меня на борту англичан мало. Вот, извольте видеть: Рожер — бретонец, католик. Томпсон — валлиец. Он на англичанина и не похож вовсе, гляньте. А этот рыжий малец — вы не поверите — живой, натуральный московит.
Тут ни один испанец не выдерживал: начинались охи, ахи и дурацкие расспросы: правда ли, что у вас там ничего не растет, кроме гороха, репы и капусты? Или: правда ли, что у вас там полгода темно и холодно и оттого все в спячку впадают? Смех, да и только! Взрослые люди, а такие глупости болтают! Но отвечал км Федор осторожно, помня всякий раз, что плывут они по вражеской реке, и стоит дать хозяевам малейший повод к подозрениям — убьют не хуже опричников. И он говорил не то, что было правдой, а то, что этим смуглым людям хотелось услышать. А хотелось им — он видел чего: чтоб было после что жене или приятелям в кабаке рассказать удивительного. И он щедро дарил людям потрясающие новости:
— Что они говорят? В спячку? Ну да, а как же иначе такой мороз выдержать? Полгода по подземным норам, называемым по-русски «берлога», и сосем лапу при этом. Вот, смотрите, — и нагло показывал отшибленную о кабестан при выбирании якоря в устье Гвадалквивира правую руку с синячищем. Стражники ахали и угощали русского мальчишку сухофруктами.
3
Вот, наконец, и Севилья — большой торговый город на левом, низменном, берегу Гвадалквивира. На берег отпускали скупо, с наказом: на берегу не пить вина, не играть в кости и в карты, не перечить стражникам, не вступать в ссоры с обывателями, не отделяться от товарищей… В общем, столько еще всяческих запретов, что иные из команды вовсе от берега отказались.
