Гости смотрели, торговались, кое-кто кое-что купил. Наконец, губернатор прислал ответ. В нем дон Диего выражал искреннее и глубочайшее сожаление о том, что вынужден сообщить английским гостям такую малоприятную весть: он просмотрел тома законов, но не сыскал ни малейшей возможности разрешить им торговлю, не преступая при этом законов!
Что ж, Хоукинз свернул свою лавочку, погрузил товары на корабли и отчалил. Но! Но он не вовсе покинул столицу Новой Андалусии, а только воротился на рейд. И торговля продолжилась. Немедленно после заката солнца к бортам английских кораблей начинали подплывать ялики и баркасы: Жители Борбурате покупали черных рабов и добротную английскую одежду — и ни таможенники, ни полиция не могли этого запретить! Нельзя запрещать то, что и не разрешалось, то, чего официально и нет вовсе! Верно же? И так продолжалось до того часа, когда Хоукинз решил, что пора идти на соединение с «Юдифью» и «Ангелом».
7
Фрэнсис Дрейк во главе своей маленькой эскадры прибыл в Рио-де-ла-Ачу утром и начал с того, что послал дону Мигелю де Кастельяносу смиренное письмо с просьбой позволить набрать пресной воды. Кастельянос ответил внезапным, как он полагал, залпом из трех ближе других к проклятым еретикам расположенных орудий, с северного люнета форта, прикрывающего вход во внешнюю гавань. Вероломный губернатор, прочитав любезное письмо, решил, что вежливость неизвестного английского моряка — верный знак слабости. Возможно, англичане вымотаны переходом через океан; или на борту их судов свирепствует какая-нибудь заразная болезнь. А вернее всего — решил гордый испанец (вспомним: его фамилия — де Кастельянос, то есть «из кастильцев», а известно же, что кастильцы — наиболее высокомерные, спесивые и воображающие о себе изо всей испанской нации) — у этих торгашей товары портятся. Чем еще их проймешь, плебеев, чуждых высшим идеалам? Только угрозой убытка! Так пусть прогорают, пусть идут по миру! Не стоит с ними миндальничать…
Дон Мигель де Кастельянос не мог, естественно, принять во внимание, что перед ним отрядец хотя и малый, да зато возглавляемый Фрэнсисом Дрейком. Притом Фрэнсис впервые в жизни командовал отрядом кораблей (неважно, что всего две скорлупки, из которых большая ста тонн водоизмещения не имеет. Все равно — авангардный отряд флотилии Хоукинза…) и потому должен был показать себе и миру, на что он способен… Но откуда мог никогда ранее не слыхавший этого имени — и, соответственно, не видавший его — сеньор губернатор догадаться, связать голос с палубы позорно уходившего из Рио-де-ла-Ачи «Эйвона» десять месяцев назад, с угловатой подписью в три буквы под полученным нынче письмом? Вот он и распорядился пальнуть по еретикам для острастки. Ядра легли в двух кабельтовых от носа шедшей первою «Юдифи». И тогда Дрейк вскричал:
— Святой Георгий и королева! Смерть испанцам! Давай, ребятки!
Дело в том, что это уже был тот самый Фрэнсис Дрейк, который заслуженно попал на страницы школьных учебников. Еще двадцатитрехлетний всего лишь — но уже Дрейк. Поэтому он на подходе к Рио-де-ла-Аче распорядился спустить на воду заблаговременно собранную и оснащенную пинассу, посадить на нее людей, разбив их на пятерки и поставив во главе каждой пятерки моряков, которым уже случалось бывать в этих краях, и приказал этим людям высадиться на берегу, недалеко от города и, не поднимая пока шума, произвести разведку. Затем Дрейк приказал изготовить орудия к бою, наметить цели и не отходить от артиллерии: «Первый сигнал к бою дадут сами испанцы, все услышите — и тут же, без особой моей команды, отвечайте!»
Поэтому ответом на «внезапный» залп трех испанских орудий был немедленный ответный залп из трех десятков (правда, мелкокалиберных) бортовых пушек отряда Дрейка.
После обмена «приветственными салютами» Дрейк вгляделся в берег и заметил подозрительное шевеление в том месте, где причалила его пинасса. Всмотрелся пристальнее: ну да, они! Желтые, сукно цвета безобидных певчих птичек. А вон — отблеск ствола аркебузы. Ну ладно, господа канарейки с бакенбардами! Сейчас мы вас попотчуем! И Фрэнсис скомандовал:
— А ну, канониры, наобум не стрелять! Выцеливаем орудия во-он того укрепления и длинный белый дом на пригорке — это резиденция их губернатора! Пли!
Первое же ядро влетело в окно резиденции.
— Ого! Добрая работа, ребятки! А ну, еще разик так же — и хватит пока…
Позднее англичане узнали, что первое ядро тогда влетело прямиком в распахнутое окно губернаторского кабинета, когда дон Мигель как раз там-то и находился. Изучал счета поставщиков. Ядро в щепу расколотило письменный стол и сожгло часть бумаг. Высокородный дон Мигель свалился с кресла. Нарочно так угадать навряд ли когда получится — а нечаянно можно…
На этом утренняя «дуэль» закончилась, и английские суда отошли из «ковша» внутренней гавани, за пределы досягаемости неприятельских батарей. Дрейк поджидал Хоукинза. На борту «Ангела» и «Юдифи» экономили припасы. Но тут, на свою беду, в залив, образующий внешнюю гавань Рио-де-ла-Ачи, вошло малое судно того типа, что в изобилии строят в Стране басков, как же его… Ах да, «сабра». Везли почту и провиант с ближних островов. На сабре ничего о прибытии англичан не знали — и ее удалось захватить бесшумно и без потерь.
Дрейк лично сел в шлюпку с восемью охотниками, и подошел к сабре вплотную. На расспросы вахтенного отвечал сам Дрейк — по-испански, но через платок. Пока испанцы соображали, что к чему и кто это лезет через фальшборт, — все уже было кончено, их почтовые мешки покидали за борт, а припасы — свиней, связки бананов, бутыли с вином и оливковым маслом, связки лука, ящики сухофруктов и изюма — перегружали с помощью курсирующих по заливу шлюпок на оба английских корабля.
Покончив с этим мелким инцидентом, Дрейк распорядился немедля подать ему ломоть свежезажаренной свинины, запил молоденьким белым винцом, тщательно вымыл руки и уселся сочинять очередное послание дону Мигелю де Кастельяносу. Оно получилось коротеньким:
«Почтенный сеньор губернатор! Если не желаешь торговать с нами мирно и честно — твое дело. Но тогда мы — мы, которые уже вышибли тебе окно, — расшибем тебе и все-все прочее!» Фрэнсис был очень доволен стилем письма: сжато и энергично, прямо как у древних римлян! Грубовато? А и пускай! Зато он отыграется за все унижения, пережитые англичанами в этом городе в минувшем году. За всех отомстит! В сущности, этот стиль полностью соответствовал его предложениям на последнем военном совете прошлогодней экспедиции. Письмо было отправлено с капитаном ограбленной сабры. Ответа не было.
8
Тут в залив вошли корабли Хоукинза. Громадина «Иисуса из Любека» закрывала горизонт. Ознакомившись с обстановкой со слов Дрейка, Хоукинз тоже уселся писать письмо дону Мигелю. Учтивое, по обыкновению. На это письмо ответили. Но как! Дон Мигель писал:
«Ежели продажа негров — единственный, как Вы изволите писать, способ, коим бедные англичане снискивают себе скромные средства к существованию — что ж, вам можно только посочувствовать… Представляя в этих местах Его Католическое Величество Филиппа Второго, короля Испании, я исполняю только Его волю и преследую только Его интересы. Согласен, вы отважны и неплохо вооружены — что ж, у нас найдется, чем вам ответить, чтобы навеки отбить желание…»
