Книга Пират Ее Величества, страница 71. Автор книги Николай Курочкин-Креве

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Пират Ее Величества»

Cтраница 71

Это было верно. Затканные, тяжелые ткани, из которых шили одежды в Европе, были куда красивее, узорочьем богаче, нежели простые, одноцветные или полосатые, скудные одеяния симаррунов.

Быть красотою жизни было, чего уж там греха таить, лестно, хотя и непривычно. Федор по-новому оглядел себя. Как роскошный кому-то подарок. И — представьте себе! — сам себе неожиданно понравился! Нет, все свои многочисленные недостатки, приводившие его в смущение, а порой и в отчаяние, он видел по-прежнему, но теперь они не значили уже столь много, портили настроение, но не внушали мысли о том, что ты всех в мире хуже, на тебя ни одна девушка не посмотрит, а если и посмотрит, то разве с жалостью и презрением…

А теперь… Хо-хо! Теперь его с толку не сбить! Его умная, опытная любовница, кое-что повидавшая и могущая выбирать из широкого круга мужчин, выбрала его и остается с ним надолго. Можно сказать — на столько, на сколько ему будет угодно.

…А на сколько ему угодно?

Федор снова подумал о том, чтобы остаться здесь, у симаррунов, навсегда. А что? Ей-богу, не так и худо… Или не стоит? Что ты потеряешь, ежели останешься? Города, мир многого множества мелких и немелких удобств; лица людей своей расы; зыбкую, уже неизвестно на чем и основанную, но неумирающую надежду хоть когда-нибудь побывать снова в России, услышать родную речь…

А что взамен? Вольная и богатая риском и приключениями жизнь в теплой стране. И любовь пылкой Сабель… И все. Оно вроде не так и мало. Но ни-ко-гда более не увидеть снега, не вдыхать колючий, обжигающий морозный воздух и не ощущать надежного уюта теплой одежды и натопленной избы в морозный день. И никогда не видеть белых ночей с их до рассвета не густеющими сумерками и бледными, как щеки чухонских девушек, звездами. Да, еще звезды! Ведь с детства привычных звезд, даже неизбежного ковша Большой Медведицы и путеводительной Полярной звезды тоже более не увидеть. То б вышел иногда в ночь, посмотрел на звезды и подумал, что вот. и в России кто-то на эти же самые звезды глядит — полегчало бы…

Федор надолго оцепенел, поугрюмел, состарел с лица и начал перебирать в памяти, как бы навек прощаясь с ними (нет, он еще ничего не решил! Так что это было не прощание, а как бы прикидка), приметы жизни белых людей в Европе. И обнаруживать, для себя внезапно, сколь многое в той жизни ему дорого несказанно. И то, и это, и еще вот что… Жил, не думал, даже и не замечал многого, что мило. А если замечал — то разве с досадой, изредка. А поди ж ты…

Последние сопревшие осенние листочки, уже и не желтые, а бурые, кувыркающиеся, падая в слякоть… И весенние цветочки — сами-то по себе не сильно взрачные, но дорогие тем, что — первые после долгой бесплодной зимы. И арбузный запах свежестиранного замороженного на веревке белья. И золотые брызги мать-и-мачехи на голой еще, черной от влаги земле. И ромашковые луга вспомнились. И запах черемухи в цвету. И паутинки, летящие по теплому в последний раз ветерку. И вдруг умильно вспомнился кислый запах овчинного тулупа…

Причем вспоминалось не столько английское житье-бытье, сколько давно уже утерянные невозвратно приметы российского уклада.

Федор мельком подумал, что не очень-то это справедливо и даже нечестно по отношению к Сабель — сравнивать с симаррунской жизнью не ту, которою он живет меж плаваниями, — а лучшее в прежней его, российской жизни (без худшего) да еще совместно с лучшими же частичками английской… И вдруг спохватился, что совсем в своих раздумьях закопался и забыл, что он ведь с женщиной на свидании!

7

Он встрепенулся и посмотрел на Сабель, сидящую рядом и тихонько, без тщания, толкущую что-то в каменной ступке медным пестиком.

— О-о, ты снова меня заметил! Какая честь для бедной женщины! — изображая полыценность, сказала Сабель. — А я уж поскучала-поскучала да и решила бесшумно собраться и ускользнуть. Думаю: займусь-ка я ночной охотой на барсуков, пока повелитель мой отлетел духом в свою неведомую Московию…

— Прости, дорогая, я завспоминался. А откуда ты знаешь, что я родину вспоминал, а не что другое?

— Откуда, откуда. Что я, мужчин до тебя не знала, что ли? Все вы одинаковы, хоть черные, хоть белые, хоть красные или коричневые!

Сабель проговорила это торопливо, будто боялась, что не хватит дерзости продолжить, помедли она хоть секунду. Федор догадался, что женщина ему мстит так за невнимание, за то, что оставил ее в одиночестве на… Ему ж неизвестно, сколько времени он просидел так, — возможно, что и долго. Темнота, тишина. Все спит вокруг.

— Ладно, Сабель, клянусь: больше от тебя никуда не удалюсь. Сегодня уж, по крайней мере. Ну, не дуйся, иди сюда!

— Да мне уже как-то вроде перехотелось, — строптиво сказала охотница, укутываясь в коричневую старую шаль.

— Ну, уж это ты врешь! — самоуверенно сказал в ответ Федор и потянул за ближний к нему угол шали. Не ожидая немедленного натиска, Сабель покачнулась и свалилась в его объятия. И тут же начала возмущенно вырываться и брыкаться. Но он, не обращая на ее фырканье ни малейшего внимания, прижал женщину к себе одной рукой, а другой стал гладить — по затылку, по шее, по спине и ниже…

И вот она уже затихла. Потом счастливо захихикала, потерлась лбом о его плечо и промурлыкала:

— Ну, не могу я на тебя злиться, когда ты меня ласкаешь.

— И правильно. И не моги.

— Да как же «не моги», если ты заслужил, чтобы на тебя злились? — не столько укоризненно, сколько жалобно сказала Сабель.

— Я заслужил, чтобы меня целовала красивая женщина, — а она вместо этого какую-то гадость в ступке трет!

— Это ты гадость, а в ступке — целебные травы.

— Нужна нам именно сейчас какая-то трава!

— Это не «какая-то», а та, которая нужна. Ты хотя бы спросил, зачем это снадобье.

— Ну, зачем?

— Для увеличения мужской силы, глупый.

— Да мне как будто этого дела хватает без снадобий. Ты же знаешь…

— Знала в прошлом году. А сейчас что-то не пойму, от того, что я знала, осталось ли хоть что…

— Ах, мне уже на слово не верят? Придется делом доказывать! — грозно сказал Федор и принялся прилежно доказывать. Обстоятельно доказывал, до визгов и стонов. Наконец, уже утро брезжило, обессиленно отвалился и спросил, с трудом ворочая языком:

— Ну и как ты считаешь? Доказал?

— Ох, доказал. Почаще бы мне так доказывали!

8

День за днем Федор жил в столичной деревне симаррунов, всматриваясь в ни на что ему известное не похожую жизнь поселка-крепости. И думал о ней примерно так: «Дикарство. Но так же, наверное, живут и те русские, что от царя да от бар убежали на Дон, за Волгу или в Украину…»

Охотники могли бы приносить намного больше добычи — но они же охотились самое большее по полдня, а полдня занимались тайной слежкой за ближайшими испанскими постами, ходили дозором вокруг поселка и прочими делами военными занимались. Хотя давно прошли времена, когда беглые рабы должны были денно и нощно печься о безопасности своей, хорониться и трястись, давно уж испанцы перед ними трепетали, а они все о самозащите пеклись более всего остального.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация