Киргизия обладает самыми скудными среди стран ЦА ресурсами. Однако и в этой республике есть гидроэнергетические мощности; значительные залежи золота (только за первые десять лет независимости добыча золота была увеличена в и раз – с 2 до 22 т в год) и редкоземельных металлов; местного значения месторождения угля, нефти и природного газа; нефелин, ртуть, висмут, свинец, цинк. По последним данным, обнаружены значительные запасы урана, что может служить косвенным подтверждением активизации борьбы разных групп интересов за Киргизию, начиная с весны 2005 года.
В условиях постепенного обострения мировой конкуренции за минеральные ресурсы, которыми Центральная Азия обладает в полной мере, борьба за влияние в этом регионе будет только обостряться. Скорее всего, будет продолжен тренд «интернационализации» ресурсов по балканскому сценарию. Собственно, это именно тот вариант получения доступа к сырью, который после крушения биполярной системы получил самое широкое распространение. Он предполагает следующую последовательность действий: дестабилизация некогда общего государства (путем смены правящего режима, усиления сепаратистских тенденций или прямого военного вмешательства); установление de facto внешнего управления в целях предотвращения (а на самом деле – для поддержания) дестабилизации и хаоса посредством внешних займов, вступления стран в наднациональные структуры, требований демократизации и т. п., а уж затем приватизация ресурсной и промышленной базы через транснациональные компании и бесконтрольная эксплуатация ресурсов.
Стремление ведущих западных стран и ТНК превратить страны ЦА в сырьевую базу непосредственно отражается на общем социально-экономическом климате в регионе, ведет к катастрофическому социальному расслоению и обнищанию населения. В ряде стран ЦА социально-экономическая ситуация может быть сравнима с периодом становления капитализма в начале XX века. Так, в Киргизии за чертой бедности проживает 37,7 %, в Таджикистане – 35,6 %, в Узбекистане – 17 % населения. Наиболее благоприятными в этом отношении являются Казахстан, где официально за чертой бедности проживает 5,3 % населения и Туркмения с 0,2 %. Ориентация государств на продажу ресурсов может привести к ухудшению и без того сложного положения самых слабых социальных слоев. Выход из воронки неоколониализма возможен только через восстановление промышленности в странах региона, через интеграцию с Россией. Первый шаг на пути к возрождению ЦА сделан – создан и уже активно работает Евразийский экономический союз.
Геостратегическое значение ЦА для «мирового гегемона» – США – и ряда глобальных структур не определяется, однако, только ресурсной составляющей. Страшнее бесконтрольного разграбления ресурсов может быть только превращение этого пространства в наркотрафик. В курьерах из люмпенизированных слоев населения недостатка нет. Но не только они активные участники наркотрафика. Главным его субъектом является транснациональная преступность, включающая в свои сети вполне респектабельные на первый взгляд структуры. Для России наркотики представляют непосредственную угрозу национальной безопасности, разрушая и государство (криминализация всех уровней власти) и общество (деградация, преступность, болезни, смертность). Избавиться от этого вызова самому существованию мы сможем только в тесном сотрудничестве со странами Центральной Азии.
Ликвидация единой системы пограничной охраны стала закономерным следствием крушения СССР. В результате на рубеже веков были отработаны новые, наиболее удобные и дешевые маршруты транспортировки наркотиков, контрабанды, оружия. Именно на обломках Советского Союза возник новый, «северный маршрут» переброски наркотиков из стран Юго-Восточной Азии через территории постсоветских государств в Россию и Европу.
Эксперты утверждают, что во второй половине 1990-х маршрут был скорректирован. В частности, киргизский Ош уступил часть объемов таджикскому Худжанду (бывший Ленинабад), который стал новым узловым пунктом наркотрафика. Началось объединение криминальных группировок разных стран с целью создания транснациональных структур и раздела территорий. Второе за десятилетие серьезное изменение основных путей транзита наркотиков произошло после вторжения НАТО в Афганистан, в котором до этого момента промышленного производства опиатов не было вообще. С 2001 г. направлениями их транспортировки становятся маршруты через Таджикистан и Киргизию.
Еще одним уязвимым местом является район стыка границ Ирана, Афганистана и Туркмении. По данным авторитетного исследователя А. А. Князева, примерно с 2003 г. активно осваивается нелегальный канал поставок через Серахс, Кушку (приграничные с Ираном поселки), Мары, Теджен, Ашхабад и порт Туркменбаши на Каспии – в Азербайджан и Россию. Другой маршрут проходит через бывший Чарджоу и далее вдоль Амударьи через Узбекистан и Казахстан – в Россию. Узбекский маршрут проходит из Термеза через Карши, Бухару, Ургенч в Нукус и далее в Казахстан и Россию. Но большая часть наркотиков попадает в Узбекистан все-таки с территории Таджикистана.
Во Всемирном докладе ООН о наркотиках (2010 г.) было отмечено, что «около 25 % всего афганского героина (95 т) ежегодно вывозится из Афганистана в Центральную Азию по т. н. «северному маршруту». По оценкам, в РФ насчитывается от 1,6 до 1,8 млн. потребителей опиатов, т. е. коэффициент распространенности потребления опиатов среди населения в возрасте от 15 до 64 лет составляет 1,6 %».
Далее в докладе читаем: «Вывоз наркотиков из Афганистана в РФ может осуществляться через Таджикистан, Узбекистан и Туркмению. Судя по имеющимся данным, наркотики в основном поступают из Таджикистана в Ош, затем транзитом через Казахстан в Россию». Действительно, из стран ЦА только Казахстан имеет границу с Россией, поэтому единственный сухопутный способ доставки наркотиков – через территорию РК. По сведениям ФСКН РФ, более 90 % марихуаны, более 85 % гашиша и до 80 % опия поступает в Россию именно через Казахстан.
Такие огромные потоки наркотиков возможны только через слабые государства, зоны вооруженных конфликтов разной степени интенсивности. Таким образом, поддержание нестабильности в интересах международных криминальных структур. Об этом косвенно свидетельствуют материалы задержаний отдельных наркотранзитеров или небольших групп, которые, как правило, не являются участниками глобальной наркосистемы. А. А. Князев убежден, что события в Афганистане являются главным фактором криминализации политической элиты центральноазиатских стран. В частности, в Киргизии, и без того не отличающейся высокой степенью централизации власти, к весне 2002 г. сложилась ситуация, когда наркотранзит контролировался сразу несколькими группировками, связанными с лидерами оппозиции тогдашнему президенту А. Акаеву и криминальными кланами Южного Казахстана и Узбекистана, что стало одной из главных причин т. н. «тюльпановой революции» 2005 года.
Помимо названных проблем в дестабилизации ситуации в регионе могут быть использованы этнорелигиозные противоречия – все центральноазиатские страны имеют полиэтничный состав населения с различными долями национальных сегментов. По официальной статистике, доля титульных наций составляет: в Казахстане – 63,1 % (53,5 % – в 2010 г.); в Киргизии – 70,9 % (64,9 % – в 2010 г.); в Таджикистане – 84,3 % (79,9 % – в 2010 г.). Показатели удельного веса узбеков в Узбекистане, как и удельного веса таджиков в Туркмении с 2010 г. остались неизменными и равны 80 % и 85 % соответственно.
