Часть первая. Эскулап
1
В приёмной райкома было много народу, но Антон Мартынов чувствовал себя одиноко, потому что остальные посетители пришли сюда совсем по другим вопросам. Если б Антон мог, то не явился бы, но его вызвали, и теперь он спрашивал себя: «Зачем меня вызвали? Что не так?»
Он был кандидатом в члены ВКП(б), а в райком вызывают только тех кандидатов, в отношении которых есть какие-то сомнения. Обычно решение о приёме кандидатов в партию принималось на уровне парткома, который отправлял все данные на новичков в райком, а в ответ приходила бумага с подтверждением и свеженькие партбилеты.
Подавая документы на вступление в ВКП(б), Антон думал, что так всё и будет — просто и легко. В этом его убеждали и начальник цеха, и парторг, но оказалось иначе. С Антоном захотели «побеседовать».
И вот дверь в кабинет председателя райкома открылась; незнакомый человек строго велел Мартынову заходить.
Председатель сидел за главным столом, а остальные члены бюро райкома — за другим столом, торцом приставленным к главному, так что в результате образовалась буква «т».
Мартынов стоял посреди кабинета и щурился от потока солнечного света, бьющего в лицо. Кандидат ожидал каверзных вопросов, но вопрос прозвучал самый простой:
— Кем работаешь и в каком цехе?
— Чего? — округлил глаза Мартынов.
— Ты отвечай на вопросы, каковые задают, товарищ, — нахмурил брови председатель. — Мы хотим лично от тебя услышать, что ты за фрукт и с чем тебя едят.
Антон покраснел до корней волос:
— Я кузнец из РМЦ, товарищи…
— В каком году поступил на завод? — последовал вопрос кого-то из членов бюро.
— В двадцать пятом, — ответил Мартынов.
— Ты здешний, питерский? — прозвучал вопрос слева.
— Нет, я приехал в Петроград с Урала.
— Уточни откуда? Урал большой, так ведь?
— Из Екатеринбурга.
— Кем работал там?
— Как и здесь, кузнецом на заводе.
— Ты и родился в Екатеринбурге?
Мартынов продолжал удивляться:
— Да… Если хотите, можете проверить.
Вопросы следовали один за другим, и Мартынов отвечал на них. Он не видел, с кем говорил, избегал смотреть партийцам в глаза — просто отвечал и всё.
Вдруг наступила пауза. Антон поднял глаза и наконец позволил себе вглядеться в лица тех, кто сидел за столом. Тогда Мартынов и заметил, что с краю примостился некий человек с худым морщинистым лицом и узкими плечами, который смотрел на Антона особенно внимательно.
— Тебе сколько было лет во время Гражданской войны? — спросил этот человек, который, казалось, хотел просверлить Мартынова взглядом.
Антон замешкался с ответом, но быстро взял себя в руки.
— Тридцать восемь, — ответил он.
— Воевал?
— Нет, не пришлось.
— А почему?
— Работал на заводе.
— Выходит, тебе была безразлична судьба революции?
— Тогда я не думал об этом, — ответил Мартынов, краснея.
— А сейчас, стало быть, ты поменял своё мнение? — наседал незнакомец.
— Да, я прозрел, — ответил Мартынов, сглотнув.
— Глядя на твое богатырское сложение, можно поверить, что ты работаешь кузнецом, — усмехнулся незнакомец. — А вот твоя биография мне кажется недостоверной. Я гляжу на тебя и представляю одетым в мундир белогвардейского офицера или… судебного пристава, например?
Мартынов побледнел, растерялся и облизнул кончиком языка пересохшие губы.
— Я что-то не понимаю вас, товарищ…
— Рахимов, — продолжил незнакомец, ухмыляясь. — В годы Гражданской войны боролся в подполье с белогвардейцами и интервентами. Вот тогда я знал одного человека, лютого врага советской власти… Звали его Кузьма Малов! До революции он служил судебным приставом, а во время Гражданской войны в банде атамана Семёнова был палачом и карателем!
— Товарищ Рахимов, — загудели члены бюро, — вы же говорили, что не уверены…
— А теперь я уверен, товарищи, — оскалился Рахимов в злобной ухмылке и развёл руками.
— Вы меня с кем-то путаете, — заявил Антон холодно. — Ни Малова, ни вас я никогда не знал и никогда не видел. Если я вам не нравлюсь, то…
— Ты не баба, чтобы нравиться или не нравиться, — подался вперёд товарищ Рахимов и продолжал, уже обращаясь к партийцам: — Поймите меня правильно, товарищи. На дворе 1938 год, война уже давно позади, а враги народа всё ещё остались. Много недобитков бродят по стране и мечтают только об одном: взять реванш и вонзить нам нож в спину! Мы должны быть всегда бдительными, товарищи! Вот к чему я, от имени нашей партии и товарища Сталина, призываю вас!
— Вы считаете меня врагом? — напрягся Мартынов. — Я правильно вас понял, товарищ Рахимов?
— Да, — пожал тот плечами. — Но, разумеется, будет проведено тщательное расследование. Ну а мы, товарищ Малов, продолжим наш разговор в другом, более приспособленном для этого месте!
В кабинет вошли два офицера НКВД и взяли Мартынова под руки.
— Попробуешь оказать сопротивление, будешь застрелен, — предупредил Рахимов, с лица которого уже давно сползла «приветливая» улыбка. — А теперь прошу к выходу, господин судебный пристав…
* * *
Мартынова вывели во двор и затолкали в «воронок», где уже сидел Рахимов.
— Давай поступим так, — сказал Рахимов, положив руки на колени. — Сейчас ты убедишь меня, что ты не тот, за кого я тебя принимаю, и тогда вся предстоящая поездка станет для тебя увеселительной прогулкой без всяких последствий. А? Убедишь меня?
— Попробую, — ответил Мартынов, сердце которого сжалось от плохого предчувствия.
— Ну что, начнём?
Мартынов сцепил пальцы, и этот жест не укрылся от цепкого взгляда собеседника. Рахимов едва заметно улыбнулся, ожидая ответ на свой вопрос.
— С чего начнём? Чего вас интересует? — сказал Мартынов, посмотрев Рахимову в глаза.
— Да так, — пожал тот плечами. — Давай начнём с того, что вспомним славный город Верхнеудинск.
— Никогда не приходилось слышать о таком, — ответил с глупым видом Мартынов.
— Негоже открещиваться от родных мест. Так поступают только предатели, так ведь, господин Малов?
— А с чего вы взяли, что я отрекаюсь от родных мест? — ухмыльнулся Мартынов. — Моя большая родина — СССР, а малая — село Мартыновка, на Урале.
