— Моя мама была большевичкой, — вздохнув, ответил Дмитрий. — Ее хорошо знали как в Иркутске, так и в Верхнеудинске.
— Тогда почему её осудили и упрятали в лагерь? — спросил, нетерпеливо ёрзая на стуле, дон Диего.
— За то, что прикрывала отход бандитов за границу и стреляла в своего товарища, — неожиданно ответил Мавлюдов. — Она была известна как товарищ Шмель и пользовалась большим авторитетом у соратников по борьбе.
— Хорошо, пусть будет так! — улыбнулся дон Диего и посмотрел на напрягшееся лицо молодого человека. — А ты, господин Шмелёв, тоже слышал об этом?
— Да, мне это известно, — едва заметно кивнул Дмитрий. — Мне рассказывала об этом тётка. Только она говорила, что мать стреляла в товарища, чтобы защитить от гибели отца.
— Не сомневайся, так и было, — вздохнул дон Диего. — Твой отец вместе с моим братом уходили в Монголию, а твоя мать…
— Она прикрыла их отход, — буркнул Азат. — Вот за это и поплатилась.
— Так что, выходит это правда, что мой отец был белобандитом? — нахмурился Дмитрий.
— А почему был? — усмехнулся дон Диего. — Он был и есть порядочный человек. А что касается слова «белобандит», так оно произошло от лукавого. В то беспокойное время красные называли белых бандитами и наоборот.
— Эй, «Диего», откуда такая поразительная осведомлённость? — поинтересовался Мавлюдов, пожирая его ненавидящим взглядом. — О том, что ты сейчас говоришь, мог знать только «покойничек» Митрофан Бурматов.
— Как раз он мне об этом и рассказал, — хмыкнул дон Диего. — Хоть мы и не переваривали друг друга, но всё же изредка общались. Иначе он не оставил бы мне в наследство всё своё состояние!
— И что, он пересказывал тебе свою жизнь? — скептически ухмыльнулся Мавлюдов.
— Да, особенно, когда много выпьет, — пояснил дон Диего. — Он обожал загружать мой мозг своими историями, а я был вынужден терпеливо его выслушивать.
— А про меня он что-нибудь говорил? — осклабился Мавлюдов.
— Да, отзывался о вас как о пустом месте, — улыбнулся, отвечая, дон Диего.
— А вы знали моего отца? — оживился Дмитрий. — Вам когда-нибудь приходилось с ним встречаться?
— Нет, — ответил дон Диего. — Но мне приходилось видеть фотографию человека, очень на тебя похожего.
— Его звали Кузьма Малов? — занервничал Дмитрий.
— А что, именно так звали твоего отца? — с трудом скрывая волнение, спросил дон Диего.
— Да, мне тётка так говорила, — ответил Шмелёв. — А ей мама моя так сказала.
— Тогда… — дон Диего с усилием сглотнул подступивший к горлу ком и взволнованно продолжил: — Тогда я много слышал о нём от Митрофана.
— А где он может быть сейчас, вы случайно не знаете? — с надеждой в голосе поинтересовался Дмитрий.
— В лагере, наверное, если жив ещё, — хмыкнул Азат. — Таким, как он, только там место, не сомневайся.
— Так он вам тоже знаком, профессор? — недобро глянул на него Дмитрий.
— Да, мы были с ним знакомы, — нехотя признался Мавлюдов. — Хотя… хотя нас нельзя было назвать друзьями.
— А я тебе советую самому встретиться с отцом и поговорить с ним, — предложил с улыбкой дон Диего. — Думаю, у вас найдётся много чего сказать друг другу.
— Бросьте, не издевайтесь надо мной! — вдруг разозлился Дмитрий. — Не забывайте, где мы находимся. И ещё, я…
— Не кипятись, молодой человек, — лицо дона Диего вдруг сделалось серьёзным. — Твой отец, Кузьма Малов, тоже находится здесь, в замке. Только он известен здесь как военнопленный Юрий Васильев! Кстати, он задействован на работе в кузнице, и я надеюсь, что у тебя не возникнет каких-либо препятствий для встречи с ним…
* * *
Мартин Боммер неподвижно сидел за столом перед аппаратом прослушивания. Он внимательно слушал разговор, происходящий в морге, а комендант Герда Штерн напряжённо вглядывалась в его лицо, стараясь определить, какие чувства бушуют в груди доктора.
— Надо же, вот ублюдки! — шептал под нос Боммер, то сжимая, то разжимая кулаки. — Видишь ли, они сколачивают в замке «подполье» и собираются вести против меня борьбу!
— Я тоже пришла к такому выводу, — согласилась с ним комендантша. — Но у меня всё под контролем. Дайте только приказ, и…
— Нет, это преждевременно, — отрицательно покачал головой Боммер. — Только теперь благодаря тебе, Герда, я достаточно хорошо узнал этих людишек. И только поэтому я приказываю их не трогать, но держать все их действия и поведение под полным контролем! Сегодня я узнал много о них, но хочу узнать ещё больше!
Он с признательностью посмотрел на верную соратницу и одобрительно кивнул ей:
— Отлично сработано, Герда! У тебя есть ещё материалы, способные меня удивить?
— Сколько угодно, — ответила она. — Фриц и Ганс сутками ведут прослушивание всех комнат и лабораторий. Все разговоры записываются на магнитофон. Если хотите…
— Нет-нет, только не сегодня! — замахал руками Боммер. — На это уйдёт слишком много времени, и…
— Совсем нет, господин доктор, — улыбнулась комендантша. — Ничего не значащие сведения мы отсеиваем, а вот те, которые представляют интерес, мы…
— Ладно, хорошо, я их прослушаю, — сдался Боммер, — но не сейчас. В данную минуту у меня болит голова о предстоящих экспериментах. Лётчиков привезут уже через неделю, и у меня заранее поджилки трясутся…
Внимательный взгляд фрау Штерн отметил, что лицо Мартина серого, землистого цвета, взгляд беспокойный.
— Вас что-то беспокоит? — спросила она встревоженно.
— Я чувствую, что доктор Рашер подставляет меня, — прошептал Боммер. — Он сам в Дахау сворачивает опыты на лётчиках, а меня обязывает продолжать их. Одним словом, ответственность за возможный провал он перекладывает на меня.
Герда Штерн приблизилась и попыталась заглянуть ему в лицо, но Боммер опустил голову.
— Сегодня я получила почту, — сказала она.
— Прислали что-то особенное? — встрепенулся Боммер.
— Большой толстый пакет, — ответила фрау Штерн и добавила: — Опечатанный тремя сургучными печатями.
— Почему ты не поставила меня в известность? — всполошился Боммер.
— Решила передать после того, как только вы прослушаете запись разговора в морге, — ответила комендантша.
— Так давай его! — ещё больше занервничал Боммер. — Я уже нутром чувствую, что в нём прислали что-то чрезвычайно важное! Так где же он?
— В ящике стола, откройте его…
Боммер дрожащими руками достал пакет и уставился на него. Он чувствовал себя человеком, стоявшим перед страшной пропастью и обречённым сделать шаг вперёд, так как дороги не было.
— В этом пакете мой приговор, — наконец прервал он молчание. — Даже не распечатывая его, я знаю, какие приказы и полномочия мне предоставлены…
