— Из другого? Из какого же? — нахмурился Азат.
— Ты сам знаешь, — вытянул в направлении него указательный палец Боммер. — Итак, будем считать, что назначение состоялось, «товарищ Рахим», или вы возражаете?
— Возражай не возражай, а всё по-твоему будет, — усмехнулся Азат. — Только скажи, тебе-то какая с того выгода?
— Долго объяснять, — буркнул Боммер. — Да и не время сейчас. Давай говори, для чего ко мне пожаловал.
— Ах, да, — встрепенулся Азат, тут же вспомнив о цели своего визита. — Я заглянул к тебе, чтобы посоветоваться кое о чём. У тебя есть время меня выслушать?
— Время есть, но немного, — сказал Боммер, взглянув на часы. — Мне ещё надо встретиться с прибывшими лётчиками и… — он посмотрел в бегающие глаза Мавлюдова. — Ну, чего выжидаешь, говори?
— Давай в другой раз, — сказал Азат, поднимаясь со стула. — Я загляну, когда у тебя времени будет побольше, да и дело, с которым я пришёл, не настолько уж важное, чтобы обсуждать его в срочном порядке…
3
Смертельно уставший от переживаний, Дмитрий Шмелёв сидел за столом в морге. Дон Диего смотрел на него с сочувствием: каково жить в этом ужасном логове, каждый день ожидая какую-нибудь напасть на свою голову?!
— Ну что, пойдём? — сказал дон Диего, взглянув на часы.
— Никак не могу решиться, — вздохнул Дмитрий. — Давай ещё посидим пять минут.
— Что ж, посидим, — усмехнулся дон Диего, доставая из кармана фляжку с вином. — Я понимаю, что очень трудно встретиться с отцом в таких вот условиях. А может, хлебнёшь для храбрости?
Дмитрий решительно отклонил его предложение и вскочил из-за стола. Дон Диего провёл по лицу ладонями и решительно встал.
— Всё, хватит тянуть резину! — сказал он. — Идём, нам надо встретиться, поговорить и вернуться обратно. На всё про всё у нас не так уж и много времени.
Шмелёв обхватил голову руками. Все его мысли спутались тугим жгутом в голове.
— Я всё понимаю, но не нахожу в себе сил решиться, — вздохнул Дмитрий. — У меня такое ощущение, что всё происходит с кем-то другим. Внутри буря, и сердце рвётся из груди. Я всегда жил без родителей и привык к своему одиночеству. Оно для меня было в порядке вещей, а теперь… У меня холодный пот по спине растекается ручьями, и я… Я боюсь этой встречи, ужасно боюсь!
— И всё же ты должен радоваться встрече с отцом, а не бояться увидеться с ним! — настаивал дон Диего.
Они вышли из морга и проследовали уже знакомым маршрутом и остановились у той самой стены, за которой скрывался вход в кузницу.
— Это здесь, — сказал дон Диего, отыскивая рычажок, с помощью которого открыл проход.
Кузьму они увидели сидящим за столом с закрытыми глазами.
— Я тебя приветствую, друг мой любезный, — сказал дон Диего и, сделав шаг, протянул для приветствия руку.
Кузьма неуверенно пожал её и встряхнул головой.
— А ты откуда здесь взялся, Митрофан? — спросил он, начиная приходить в себя после нервной встряски.
— Не бойся, не из преисподней! — отшутился дон Диего. — А ты чего дремлешь, сидя на табурете? Ведь топчан твой совсем рядом.
— Где хочу, там и сплю, — вздохнул Кузьма и обратил внимание на стоявшего перед ним Шмелёва. — А он кто? Из тех самых душегубов, кто орудует в лабораториях?
— Сам догадайся, — расплылся торжествующей улыбкой дон Диего. — Наверное, это будет трудно, но ты постарайся.
— Нужда была «стараться», — буркнул Кузьма недовольно. — Эй ты? — он снова посмотрел на Дмитрия. — Говори, кто ты, или проваливай.
Не находя слов, пунцовый от смущения, Дмитрий стоял будто приросший к полу и, тяжело дыша, смотрел на отца. Глаза Кузьмы сузились, впившись в его лицо.
— Чего молчишь, будто воды в рот набрал? — его голос прозвучал жёстко, почти сердито.
— Да вот, не знаю, что и сказать, — ответил Дмитрий хрипло.
Лицо Кузьмы вдруг разгладилось, хмурое выражение исчезло. Он покачал головой:
— Ладно, проходи, садись… Хочешь на стул, хочешь на топчан, выбирай, где тебе удобно.
— Хорошо, видимо, пора мне вмешаться, — сказал дон Диего, теряя терпение. — Кузьма, посмотри внимательно на молодого человека, который сидит перед тобой.
— А для чего? — покосился на него Малов. — Я уже осмотрел его внимательнее некуда.
— И не заметил ничего, что обязан был заметить? — наседал дон Диего.
— Я никому ничем не обязан, — огрызнулся Кузьма. — Особенно здесь, в этом змеином логове…
— Тогда крепись, чтобы не упасть в обморок, когда услышишь, что я собираюсь тебе сказать! — выговорившись, осклабился дон Диего.
— Сколько я тебя знаю, ты всегда стараешься меня удивить, — улыбнулся кончиками губ Кузьма. — Но это было давно. Сейчас я настолько привык к «чудесам» моей жизни, что не удивляюсь ничему! Меня даже не удивляет твоё присутствие в этом замке, так что…
— Да подожди, не уводи разговор в сторону, — вскочил с топчана дон Диего. — Почему я здесь, я тебе потом расскажу, а сейчас… — он сделал интригующую паузу, подмигнул побледневшему Дмитрию и как только мог торжественно объявил: — Ты видишь перед собой своего сына, Кузьма Прохорович! Зовут его Дмитрий Шмелёв, и… Его матерью была Маргарита.
— Всё, ни слова больше! — вспылил Кузьма. — Я уже устал слушать эту чепуху «про сына и его мать»! Перед войной уже приходила ко мне одна шалава! Якобы Маргарита. Тоже говорила, что у меня сын. Даже познакомила меня с ним. А после оказалось, что оба они — проходимцы и бандиты, которые меня едва на тот свет не отправили…
— Знаете, Кузьма Прохорович, — вдруг заговорил Дмитрий. — Я видел вас в тайге как раз перед войной. И вы тогда были на грани между жизнью и смертью, и…
— Да, действительно, ты мог меня там видеть, — заинтересовался Кузьма. — Как раз в тайгу меня привезли «Маргарита с сыном»… но на бандита ты вроде не похож… Кто же ты?
Он замолчал, снова вглядываясь в Дмитрия, а тот сочувственно произнёс:
— Несладко вам пришлось, Кузьма Прохорович. Я это знаю, потому что сам и отвёз вас в больницу Улан-Уде. Я работал там хирургом.
— Значит, мне о тебе говорили, когда после больницы я попал в НКВД, — ухмыльнулся Кузьма. — Меня спрашивали, не знаю ли я хирурга Шмелёва. Я сказал, что знать не знаю никаких хирургов. А ещё мне в НКВД доходчиво объяснили, что в тайгу меня привезла уголовница Мария Шмелёва, а тот, кого она выдавала за своего сына, был её любовником.
— Больше вам ничего не сообщили в НКВД? — поинтересовался Дмитрий.
— Не помню, — буркнул Кузьма угрюмо. — Тебе-то какое до того дело?
— Дело в том, что та самая Мария — это моя родная тётка, — вздохнул Дмитрий.
