— Делать тебе там нечего, — неожиданно разозлилась Маргарита. — В твоих и наших интересах сидеть здесь тише мыши! Нам не надо привлекать к себе внимания, пойми. Здесь тоже есть НКВД и служат там далеко не глупые люди!
— А мне надоело от всех скрываться! — заупрямился Кузьма. — Я давно не видел Верхнеудинска, и раз уж я здесь…
— Нет, здесь тебя нет, — сквозь зубы процедила Маргарита. — Это только ты и мы знаем об этом. Семёновна не в счёт, она ничего никому не скажет.
— А я не хочу таиться по норам, — упорствовал Кузьма. — Я хочу жить честно и открыто, как все вокруг. Я…
— Честно и открыто ты будешь жить в лагере лет двадцать, — усмехнулась Маргарита. — Там не будет необходимости от кого-то прятаться. А лучше потерпеть ещё чуть-чуть — и за кордон. Вот там будешь жить беззаботно и счастливо!
— Нет, там так жить не получится, — замотал головой Кузьма. — Чтобы красиво и беззаботно жить за границей, нужны деньги, много денег! А таковых у нас нет. И на работу там так просто не возьмут, я это знаю!
— Нужны деньги, мы найдём их, — удивила его Маргарита. — Где и как, не спрашивай, это не твоё дело!
— Как долго мы будем пребывать на нелегальном положении? — тут же задал вопрос Кузьма и, не дожидаясь ответа, спросил снова: — Ты не стесняешься присутствия рядом, в одной комнате, взрослого сына? Или вы спите ночами одетыми?
Маргарита замерла в замешательстве, не зная, что ответить. С потемневшим от гнева лицом она сдёрнула с головы Кузьмы остатки бинта и отвесила ему хлёсткую оплеуху.
— Заткнись, сволочь, или я за себя не ручаюсь! — угрожающе прошипела гадюкой разгневанная Маргарита. — Сколько надо, столько и будешь здесь жить, не высовывая рыла наружу! Вздумаешь артачиться, на цепь посадим, но не будем подвергать себя хоть какой-то опасности!
— Нет, хватит верховодить надо мной, я теперь у себя дома! — заартачился Кузьма. — И власть твоя надо мной кончилась. Ты вооружила меня револьвером и…
— Ты о нём, папа? — послышался от двери голос Дмитрия, и он сам вошёл в комнату, держа в руке револьвер. — Мать вооружила тебя, не подумавши, а я разоружил. Даю совет — дерзить маме и идти против её воли неосмотрительно и крайне опасно! Запомни это раз и навсегда, папа…
15
Наступила весна 1940 года. Солнце день ото дня становилось горячей и пробуждало застывшую землю. Шумливо и дружно запели ручьи, смывая ледяную грязную корку и обнажая прошлогоднюю траву. Оживали кусты и деревья, слышались звонкие птичьи голоса.
Иосиф Бигельман, после встречи в поезде, стал всё чаще и чаще навещать Азата. Не договариваясь, они решили, что будут навеки друзьями, так как их соединила сама судьба.
Дружба их началась с того, что однажды утром Иосиф постучал в дверь квартиры Мавлюдова. Азат открыл и, увидев Бигельмана, замер. На Иосифа было жалко смотреть: лицо отекло от бессонных ночей, вид понурый. Он был погружен в свои мысли и молчал, не отвечая на задаваемые Азатом вопросы. Однако время от времени поднимал на него глаза, глупо улыбался и снова впадал в необъяснимую прострацию.
Всю вторую половину дня Азат старался привести его в чувство. О чём думал его гость, он не знал, но видел, что Иосифу очень плохо. Бигельман то краснел, то бледнел и опускал глаза в стол, так и не прикасаясь к наполненному вином фужеру.
Наступил вечер. Сил у обоих уже не было, но Иосиф так и не проронил ни слова.
Проснулся Азат рано утром. Иосиф был уже на ногах и сердечно поблагодарил его за участие и предложил пообедать в кафе. Так они провели весь следующий день, разглагольствуя о всякой чепухе, но больше всего о Верхнеудинске, вспоминая о малой родине с теплотой и нежностью.
Затем они не виделись две недели. Азат с головой ушёл в работу в лаборатории, и ему казалось, что он скрылся от всего света. Учёные, на которых он произвёл впечатление «своим» сногсшибательным докладом, не раз приглашали его на встречу, но он всячески игнорировал их приглашения, так как сказать ему было нечего.
Мартин Боммер тоже ничем не напоминал о себе. Его молчание радовало Азата, так как он не верил, что Мартин действительно собирался забрать его к себе в Германию. Письма Боммера или весточки от него могли насторожить НКВД со всеми вытекающими из этого последствиями.
Две недели спустя Бигельман приехал к Азату в лабораторию. Всё у него складывалось как нельзя лучше. От прошлой опустошённости и печали на лице гостя не осталось и следа.
Так «нечаянно» подружились два изгоя, почувствовав друг в друге родственную душу. Праздники и выходные они проводили вдвоём, и, казалось бы, всё хорошо, их отношения крепли день ото дня, но…
* * *
Понедельник, 5 мая, оказался ужасным днём для Азата Мавлюдова. Выходя из подъезда, он едва не угодил под машину. А когда он подходил к лаборатории, из двери вышла уборщица с ведром. Не заметив Азата, она выплеснула грязную воду и окатила его с головы до ног.
Вне себя от ярости, он отчитал женщину самым грубым образом, вошёл в здание и, ни с кем не поздоровавшись, прошёл в свой кабинет.
«Чёрт возьми, — думал он раздражённо, моясь в душе, — не жертва ли я какого-то кошмара? Что-то всё из ряда вон плохо и кто знает, не ожидать ли чего похуже в этот явно не задавшийся день?»
Ему хотелось сохранить ясную голову и расслабиться, но вошла медсестра.
— Главного врача психушки арестовали, — сказала она. — Хорошо хоть «доноров» успели вернуть вовремя, а то…
«Час от часу не легче, — подумал Азат, переваривая новость. — Не зря я вернул ему его больных по первому требованию. Придержал бы их ещё, как намеревался изначально, то… Может быть, и я загремел бы с ним вместе».
В задумчивости Азат одиноко бродил по кабинету от двери к окну и обратно. Он перебирал в памяти минувшие дни, и в нём нарастала злость. Чтобы сорвать её хоть на ком-то, Азат решил немедленно поговорить с замом, но даже не успел пригласить его в кабинет, как тот появился на пороге.
— Вижу, я не кстати, — начал Куприянов, закрывая за собой дверь. — Вижу, вы сегодня не в духе, товарищ Мавлюдов, но… Надеюсь, вы выслушаете меня, так как это в ваших же интересах.
— Не понял, о чём ты? — хмуро глянул на него Азат.
— Пока вас не было, звонили из обкома, — ответил Куприянов.
Азат был вне себя от ярости — она клокотала внутри, как раскалённая лава в вулкане. Но слова зама мгновенно отрезвили его и привели в чувство. Меняясь в лице, он робко посмотрел на Куприянова:
— Кто именно звонил и по какому вопросу?
— Тот, кто звонил, не представился, — ответил зам. — Он только сказал, что сегодня, во второй половине дня, к нам привезут на лечение родственника товарища Жданова!
Азат вздрогнул, покачнулся и едва не упал со стула на пол. В другое время он, может быть, и обрадовался такому шансу блеснуть «способностями непревзойденного целителя», но только не сейчас. Запасы целебных настоек закончились, и он как раз собирался ехать в Верхнеудинск, чтобы пополнить их, но… Отказать в приёме родственнику первого секретаря обкома Жданова было равносильно самоубийству.
