Он уселся на свободный стул и сказал:
— Извините, господа, за то, что задержался. Однако я пришёл к вам не для того, чтобы извиняться за провал в ликвидации Бурматова, упаси бог!
— Тогда вы хотите, чтобы извинились перед вами мы? — с издёвкой поинтересовался руководитель центра.
Быстрицкий смутился.
— Я хотел сказать, что всё случившееся не что иное, как досадное стечение обстоятельств, — сказал он, краснея. — Бурматов привёл в действие взрывное устройство и… Мало того, что погиб сам, но и угробил господ Воронцова, Ковалёва, известного вам, как «месье Жан», и урядника Милютина.
— А вы уверены, что Бурматов погиб? — поинтересовался господин Иванцов, который присутствовал в кабинете у руководителя центра.
— Среди руин, образовавшихся после взрыва, были найдены четыре трупа, — вздохнул Бысрицкий. — Трое наших нашли у входа в подвал, а ещё один, предположительно труп Бурматова, был найден у противоположного края воронки.
— И вы опознали, кто из них кто? — поинтересовался Иванцов. — Вы уверены, что вас не провели как ребёнка?
— Исключено, — выпятив грудь, ответил Быстрицкий. — Господ Воронцова, Ковалёва и Милютина опознать было несложно. Их лица и тела были подпорчены, но вполне узнаваемы!
— А Бурматов? — спросил руководитель центра. — Вы уверены, что погиб именно он? Вы можете поручиться, что видели именно его тело?
— Уверен, можете не сомневаться, — нервно хмыкнул Быстрицкий. — Хотя Митрофан значительно пострадал от взрыва, в остальном…
— Что «в остальном»? — сразу же заинтересовались собеседники.
— На трупе была одежда Бурматова, малость обгоревшая, но его. Голова, руки, телосложение… Покойный был Митрофаном, вне всяких сомнений. А ещё босса опознали около десятка его людей, которых привезли к воронке и показали тело.
— Хорошо, будем считать, что Бурматов мёртв, что же прикажете теперь делать? — спросил руководитель центра, хмуря лоб. — Если помните, мы сделали на него большую ставку, и что? Гружёные баржи застряли в порту, Воронцов мёртв, а документ, уполномочивающий его распоряжаться капиталом Бурматова, теперь потерял свою значимость. Наша хорошо спланированная и разработанная акция против Советской России провалена! Кому за это сказать спасибо, вы не знаете, Владимир Александрович?
— Понятно, вы хотите обвинить меня в этом провале, — усмехнулся Быстрицкий. — Но от этого легче не станет. Надо срочно искать выход из создавшегося положения, и… Я думаю, не всё ещё потеряно, господа, и на этот счёт у меня есть кое-какие мысли!
— И какие же? — переглянулись руководитель центра и Иванцов.
— Нужно встретиться с наследником Бурматова и склонить его на свою сторону, — ответил Быстрицкий.
— Вы считаете, что сие возможно? — заинтересовался Иванцов.
— Вполне, — ответил Быстрицкий.
— И вы знаете, как это сделать? — спросил руководитель центра не менее заинтересованно.
— Конечно, — ответил Быстрицкий. — Не поверите, но это сделать проще пареной репы.
— Вы, наверное, были так же самоуверенны, отправляя людей устранить Бурматова? — усомнился Иванцов.
— И что за необходимость подтолкнула вас к крайним мерам? — удивился, в свою очередь, руководитель центра.
— Бурматов пригласил Воронцова на встречу и, будучи в стельку пьян, пригрозил, что утром отменит отплытие барж и аннулирует документ, подписанный под давлением, — сказал, опуская глаза в пол, Быстрицкий. — А это означало только одно — полный провал. Тогда я и решил устранить Митрофана.
— Резонно, — согласился Иванцов. — Только почему сработали так топорно?
— Не было времени выжидать и готовиться, — огрызнулся угрюмо Быстрицкий. — На всё про всё у нас была только ночь! Выманить Бурматова из убежища было невозможно, а вот ликвидировать его в его норе было, казалось, совсем несложно!
— Это вам так казалось, — осклабился Иванцов. — А на деле… Вы что, не могли предусмотреть заранее, что вход в его убежище мог быть заминирован?
— Не только предусмотрели, мы точно знали, что вход в убежище заминирован, — удивил собеседников Быстрицкий. — Более того, Воронцов знал, в каких местах заложена взрывчатка. Но что-то у них не получилось…
— Хорошо, теперь выкладывай свои мысли, — закуривая папиросу, сказал руководитель центра. — Мы остановились на том, что…
— Я прекрасно помню, на чём мы остановились, — ухмыльнулся Быстрицкий. — Мы с Бадаловым отправимся в Южную Америку, встретимся там с наследником Бурматова и решим с ним все проблемы безболезненно и полюбовно!
— Надеюсь, у вас уже есть план действий в Колумбии? — оживились собеседники.
— Есть! — кивнул утвердительно Быстрицкий.
— Он надёжный и хорошо продуманный?
— Несомненно.
— А вы уверены в том, что тот, к кому вы едете, действительно является наследником Бурматова, а не…
— Их родство подтвердилось, я уже навёл справки. В Колумбии проживает достаточно много эмигрантов из России, и чувствуют они себя вполне комфортно.
— И всё же, вы уверены в том, что Висков действительно является наследником Бурматова? — настаивал руководитель центра.
— На все сто! — ответил Быстрицкий. — Информация проверена, и ошибка исключена. Господин Висков родной младший брат Бурматова по отцу. До революции они не поддерживали никаких отношений, а вот в эмиграции нашли друг друга.
— И как вы собираетесь воздействовать на наследника огромного состояния? — недоверчиво посмотрел на Быстрицкого Иванцов. — Да он вас на пушечный выстрел к себе не подпустит!
— Это как сказать, господа, — хмыкнул Быстрицкий. — Я знаю, как к нему подойти и как на него воздействовать. Разрешите действовать?
— Разрешим, как только узнаем его суть, — ответил с задумчивым видом руководитель центра. — Или у тебя есть какие-то причины скрывать от нас свои замыслы?
— Вовсе нет, господа, — пожал плечами Быстрицкий. — Я предпочитаю умолчать о своём плане из-за боязни, что задуманное не получится. Суеверный я и… Со мной такое уже бывало.
— Хорошо, действуй, — нехотя согласился руководитель центра. — Только держи нас в известности о своих действиях и не теряйся.
— Учти, у тебя всё должно получиться без промашек, — добавил на прощание Иванцов. — Снова напортачишь, Владимир Александрович, тогда… Тогда тебе только останется поднести к виску ствол револьвера и нажать на курок указательным пальцем…
Быстрицкий отвлёкся от воспоминаний, увидев двух пловцов, проплывавших мимо яхты Бадалова. Они были так далеко, что представляли собой лишь точки, чуть заметные невооружённым взглядом. Шапочки пловцов, как поплавки, то и дело возникали среди волн.
«Отважные ребята, — подумал Быстрицкий. — Я бы ни за что не решился на такое безумие…»
