Следователь закурил и предложил ему папиросу.
— А знаешь что, — сказал он, — в общем-то, я доволен твоим поведением за время следствия. Не хныкал, не канючил и не настаивал на своей невиновности. Ты вёл себя мужественно и за то благодарю.
— Если я «хорошо» себя вёл, это не значит, что я в чём-то сознался, — угрюмо буркнул Кузьма.
— Но ты признаёшь, что служил судебным приставом и в «свите» атамана Семёнова? — подался вперёд следователь, которого порадовала возможность поговорить с молчавшим ранее подследственным.
— Это признаю, а всё остальное нет, — вздохнул Кузьма.
— Но ведь того, чего ты признаёшь, уже достаточно, чтобы засадить тебя далеко и надолго?
— Таких, как я, много, но вы их не трогаете.
— Наша советская власть справедлива к тем дворянам и офицерам, которые сразу приняли её. Может, ты и не занимался вредительством, допускаю, но целых двадцать лет жил по чужим документам и не являлся с покаянием. Если бы ты принял советскую власть двадцать лет назад, то мы бы сейчас не сидели в этом кабинете как враги, а здоровались друг с другом за руку, как настоящие товарищи.
Кузьма напрягся.
— Короче, делайте своё дело, «товарищ» следователь, — сказал он. — Нечего тут душу мою выворачивать. Давайте бумаги и показывайте где подписи ставить, я в камеру хочу. Мне ведомо, что вам бесполезно что-то доказывать и участь моя решена. Такие, как я…
— А ну молчать! — побагровел следователь. — Ты есть ожесточённый враг, Кузьма Малов, и обезврежен вовремя. За всё время следствия я чувствовал себя как в бою! А ты как чувствовал себя наедине со мною?
Кузьма промолчал.
— Чего же ты не отвечаешь?
— А что толку?
Они смотрели друг на друга. Кузьма спокойно, с иронией вглядывался в глаза следователя, пытаясь понять, что тому ещё от него надо. Потом он отвернулся и опустил голову.
Пожав плечами, следователь стал зачитывать обвинительное заключение. Малов молчал. Слышно было только его тяжёлое дыхание. Когда следователь закончил, сразу же спросил:
— Ты всё понял?
Кузьма не ответил. Следователь повторил вопрос, который и на этот раз остался без ответа. Следователь исподлобья, с презрением наблюдал, как бледнело лицо обвиняемого, и…
— Ну, так что, подписываем?
— Хотелось бы, да вот только ручка у тебя сломана, — усмехнулся Кузьма и легко, как спичку, переломил её. — Я хочу в камеру, — сказал он. — Прикажи отвести меня, или я за себя не ручаюсь!
— Ты мне угрожаешь? — изумился следователь и, резко отпрянув назад, выдвинул ящик стола.
— Что, собираешься застрелить меня? — улыбнулся Кузьма, вставая. — А что, всё одно помирать когда-то. Так уж лучше сейчас, чем изнывать от безысходности и бессилия на суде, а потом горбатиться на лесоповале в тайге, проклиная своё малодушие…
* * *
Андрей Александрович Жданов, первый секретарь Ленинградского обкома ВКП(б), был в дурном расположении духа, хотя, увидев входящего в кабинет заместителя начальника Управления НКВД ЛО старшего майора госбезопасности Владимира Гарина, испытал некоторое удовлетворение.
— Мы арестовали двадцать человек согласно списку, утверждённому вами, — доложил тот.
— Ты явился только с этим? — удивился Жданов.
— Не только, — ответил майор и положил на стол пухлую папку.
— Что это? — нахмурил озабоченно лоб Жданов.
— А это документы на всех академиков и профессоров Ленинграда, — охотно пояснил Гарин. — Принёс, как вы просили.
— Да, это я просил, — согласился секретарь. — Я знаком лично со многими из этих людей, а вот их подноготную…
Он раскрыл папку и принялся пересматривать уложенные в неё документы. Гарин несколько минут наблюдал за его занятием, а потом сказал:
— Андрей Александрович, вы можете посмотреть документы и в моё отсутствие. У меня много работы, и…
— Что вы знаете об этом человеке? — спросил секретарь, доставая из папки анкету с фотографией. — Мне приходилось встречаться с ним и даже за руку здороваться, но… Он почему-то мне не нравится.
— Мы проверяли его тщательно и углублённо, — ответил Гарин. — Человек с идеальной биографией и прицепиться не к чему.
— Человек с идеальной биографией, — повторил Жданов и ухмыльнулся. — А вас это не настораживает?
— А почему нас это должно настораживать? — удивился майор. — Большевик, подпольщик… После Гражданской войны отошёл от политики и всецело посвятил себя медицине.
— Не бывает людей с идеальной биографией, — покачал головой секретарь. — Тем более большевиков-подпольщиков. С идеальной биографией может быть только трус и приспособленец, ну-у-у… пожалуй, ещё провокатор. У него биография не может быть поддельной?
Гарин пожал плечами.
— Он был хорошо известен в Верхнеудинске, это городок такой в Забайкалье, как проверенный революционер, — заговорил он задумчиво. — Партизанил, принимал активное участие в подполье… В прошлом он служил судебным чиновником, но… революцию принял, как указывают наши товарищи из НКВД, с открытым сердцем.
— А товарищи из НКВД не могут ошибаться? — спросил Жданов, оперевшись локтями в поверхность стола. — Мало ли таких деятелей, любящих к чужой славе примазаться?
Майор внимательно посмотрел на секретаря.
— Андрей Александрович, а почему вы задаёте мне такие вопросы? — поинтересовался он. — Вы располагаете какой-то неизвестной нам информацией или просто этот человек вызывает у вас отвращение своим плюгавеньким видом?
— Сам не знаю, — вздохнул Жданов. — А он мне действительно не нравится, хотя… Многие из моих знакомых и друзей считают его гениальным врачом, но-о-о… — не находя слов, он развёл руками.
— И чем же он знаменит? — сделал вид, что заинтересовался, Гарин. — В чём его гениальность? Он что, хирург или психиатр?
— Это не ты у меня, а я у тебя должен спрашивать, — заметил скептически секретарь. — А вот мои друзья и знакомые говорят, что этот, как его…
— Товарищ Рахимов, — напомнил майор.
— Да-да, его ещё зовут Азат Мавлюдов, — продолжил Жданов. — Товарищ Рахимов — это…
— Партийная кличка, — дополнил Гарин.
— Да-да, — кивнул секретарь. — Он изготовляет по какому-то только ему известному рецепту энергетический коктейль, которым потчует своих пациентов. Говорят, очень хорошо взбодряет. Не слышал?
— Его лаборатория за городом, — продолжил майор, краснея. — Он там изучает кровь и её болезни, делает переливания своим пациентам, и… По нашим сведениям, очень многих излечивает от хронических и даже неизлечимо тяжёлых болезней!
— Вот как? — заинтригованный Жданов откинулся на спинку стула. — Выходит, он проводит опыты на людях?
