— Браво, Холмс! — хищно улыбнулся Олег. — Похоже, все так и было. Только Урманов ни от чего не отказывался! Он действительно сам совершил ограбление, принес реликвии домой, и вот здесь-то и случилась накладка. Ценностями заинтересовалась еще одна преступная группа. Они выследили Урманова и решили украсть похищенное. Выманив под каким-то предлогом Урманова из дома, они явились в квартиру и устроили быстрый и торопливый обыск, увенчавшийся успехом…
— Куда же тогда, по-вашему, делся сам Урманов, а, инспектор? — подначил я бравого сыщика.
— Либо скрывается — что вероятно, либо… его уже нет в живых.
— Ну, это вы хватили, инспектор Лестрейд!
— Отнюдь, мистер Холмс, отнюдь! Там, где пахнет большими деньгами, всегда ходит смерть. Уж поверьте моему опыту.
Ракитин быстро прошел мимо меня на кухню. Я же снова посмотрел на чемодан.
— Нет, Олежек, Урманов очень куда-то торопился, — громко сказал я. — Он действительно хотел уехать, но потом что-то резко ускорило его планы или вовсе сломало их, и он кинулся в путь буквально опрометью.
— А вот иди сюда, — позвал Ракитин, — и посмотри, как твой борец за культурное наследие торопился!
В маленькой кухоньке в углу притулился складной столик. На нем стояла сковородка с засохшей недоеденной яичницей, вскрытый пакет кефира и две чашки с остатками кофейной гущи.
— Зуб даю, что здесь пировали не конкуренты, — сказал Олег.
— Почему бы и нет? — пожал я плечами без особой уверенности. — Притомились искать, решили…
Я недоговорил. В прихожей неожиданно громко зазвонил телефон. Мы переглянулись. Ракитин кивнул мне:
— Возьми трубку.
— Но мы же…
— Я сказал, бери! И отвечай спокойно, как хозяин.
Я снова пожал плечами и вышел в прихожую. Телефон продолжал надрываться. Тогда я снял трубку и сказал:
— Алло.
— Антон Васильевич? — поинтересовался низкий мужской голос с едва заметным акцентом.
— Да… То есть нет, его нету дома. — Олег сделал мне страшное лицо, но было поздно. — А кто его спрашивает?
— Извините, я, кажется, ошибся номером. — В трубке запикали гудки.
— Ну и дубина же ты, Котов! — в сердцах выдохнул Ракитин. — Знаешь, что, занимайся дальше расследованием сам и не путайся у меня под ногами! — Он отвернулся от меня, достал мобильник и нажал вызов. — Борцов?.. Говорит Ракитин. Высылай дежурную группу. Записывай адрес…
Я понял, что больше мне здесь делать нечего, мысленно дал себе хорошего тумака и вышел из квартиры.
«Памятная тетрадь № 3. Писано Степаном Крашенинниковым, адъюнктом натуральной истории и ботаники Е. И. В. Академии наук. Ноябрь 1745 года Р. Х.»:
16 сентября 1734 года
…А поход наш через кряж Салтышык, поначалу казавшийся небольшой познавательной прогулкой, на деле получился тяжким испытанием и для наших тел, и для психического состояния души.
14 числа мы втроем — ваш покорный слуга, студент Семен Торопчин и телеут Торбок — сошли на берег у длинной каменистой косы, отделявшей русло Томы от широкого и шустрого ручья, означенного на кроке господина Гмелина рекой Нижняя Терсь.
Иван Георгиевич сразу после заутрени отца Евстафия пригласил меня в свою каюту — кстати, единственную на струге, ибо на судах этих каюты предназначались исключительно для капитанов или, к примеру, для казачьих атаманов во время похода. Господин Гмелин милостиво предложил мне присесть, сам же расположился в венском кресле против окна и принялся набивать трубку из серебряной табатерки. Я же за отсутствием других сидений, воспользовался бочонком у двери.
Господин Гмелин тщательно умял табак, взял щипцами уголек из маленькой жаровни и разжег трубку. Лишь окончив сию сложную процедуру, Иван Георгиевич счел возможным начать разговор.
— Ты, верно, думаешь, Степан Петрович, и зачем это меня немец через гору посылает?
— Да, господин Гмелин, — подтвердил я. — Если позволите, я уточню свои сомнения…
— Не стоит, — отмахнулся Иван Георгиевич и на короткое время отвлекся курением. Затем снова заговорил: — Видишь ли, Степан Петрович, наше путешествие по Сибири еще в самом начале, предстоит пройти многие и многие мили… э-э, версты… и по воде, и по суше. И не всегда нам придется делать это вместе. Посему я уже сейчас решил озаботиться созданием малых отрядов для самостоятельной работы на просторах этого… unermeblich — необъятного края.
— То есть, если я правильно понял, господин Гмелин, вы предлагаете провести нам что-то вроде подготовительного похода?
— Да, точно — подготовительного. Или нет, это скорее будет Ausflug — познавательная прогулка.
— Что ж, мы готовы верой и правдой…
— Нет, Степан Петрович, ради науки! Только ради истины и полноты знания пойдете вы туда. Вам нужно будет преодолеть примерно сорок-пятьдесят верст — это займет пять дней. И еще два дня я буду просто стоять в устье Сары-су.
Иван Георгиевич вновь занялся своей трубкой, я же терпеливо ожидал продолжения.
— Я не жду от вашего похода ни открытий, ни событий — их здесь просто не может быть. Ваша главная задача — пойти и дойти. Я должен увериться в ваших… Molichkeiten, э-э… возможностях, дабы в будущем поручать вам настоящие и серьезные исследования.
— Постараюсь оправдать, господин Гмелин…
— Да уж, будьте любезны, господин будущий адъюнкт. — У профессора отчего-то начало портиться настроение, что, впрочем, бывало с ним и ранее, если случалось переедание.
Я счел за благо ретироваться, тем паче что напутственное слово было уже получено…
Весь первый день мы довольно быстро шли по редколесью и опушкам почти параллельно течению Терси. Погода нам благоприятствовала. Осеннее солнце словно вспомнило о своем летнем прошлом и припекало наши спины так, что к полудню пришлось снять шабуры и переложить их в заплечные мешки. Пообедав солониной, хлебом и чесноком и запив это двумя-тремя глотками портвейна, мы продолжили поход.
Я нашел на одной из полян необычное метельчатое растение, похожее на мелкий камыш, но со странно изрезанными листьями. Торопчин сумел поймать крупную красивую бабочку с огненно-красными пятнами на темно-вишневых крыльях. Я определил ее как представителя семейства Pyralidae весьма редкой разновидности. Торбок же чувствовал себя лучше всех и весь день распевал свои гортанные песни, а на ужин неожиданно приволок большого зайца, успевшего нагулять зимний жир.
Я стал подумывать, что у нас действительно получается легкая познавательная прогулка, однако следующий день в корне поменял сие поспешное заключение.
Поутру, доев остатки зайца, мы продолжили подъем на Салтышык. Речка Терсь, и ранее неширокая, совсем превратилась в ручей, временами исчезавший среди сланцевых выходов, затянутых мхами и камнеломкой. Спустя час Торбок объявил, что надо уходить от реки, и махнул рукой в направлении широкого распадка между двух покатых склонов, укрытых разноцветьем осеннего леса.
