— Чего надо, люди добрые? — пробасил часовой, внимательно разглядывая всадников.
— Мы с Тобольского города, — урядник устало протянул ему скрепленную сургучом грамоту, — едем до вашего коменданта, господина Козлова, с особым приказом.
— Ну, и ехайте дале, — отмахнулся солдат, — мне ваша грамота ни к чему.
Он освободил шлагбаум, и тот медленно поднялся на противовесе над дорогой.
— А ежели мы басурманы? — хитро оскалился урядник. — А ты вот запросто нас в город пущаешь?
— Да каки ж вы, к бесу, басурманы? — искренне удивился солдат. — У вас же на рожах написано «служилые»…
Всадники переглянулись, кто-то даже улыбнулся, и двинулись дальше по тракту, вдоль увитых пыльным плющом заборов, за которыми маячили невзрачные низкорослые домишки местной голытьбы.
Отряд миновал деревянный мост через неширокую, но полноводную речку, в устье которой слева от тракта маячили торговые баркасы вперемешку с остяцкими плоскодонками. От моста открывалась довольно просторная и прямая улица, упиравшаяся дальним концом в площадь с возвышавшейся над ней луковкой церкви. А налетевший встречный ветерок неожиданно принес запахи свежего сена, горячего хлеба и жареной рыбы.
Всадники встрепенулись и слегка пришпорили коней, но животные и сами прибавили шаг, почуяв скорый отдых и вкусную еду.
Спустя несколько минут отряд очутился на небольшой, уютной площади. Слева, ближе к пристани по ней плутали тесные торговые ряды, справа вознесла легкие деревянные стены новенькая церковь, а одесную от нее приезжие наконец увидели добротный двухэтажный дом с большим резным крыльцом и караулом возле него — обиталище местной власти.
— Кажись, добрались, — шумно выдохнул урядник, останавливая своего воспрявшего жеребца и поворачиваясь к остальным. — Вы, братцы, пока осмотритесь тут, а я начальство пошукаю.
Он соскочил на землю, охлопал чекмень и водрузил на голову шапку с алым верхом. Остальные тоже спешились, заозирались, потом дружно направились к коновязи возле крайнего торгового ряда. Урядник же солидно, вразвалочку, устремился к крыльцу комендантского дома.
Здесь его остановили всерьез.
— Кто таков? По какому делу? — хмуро преградил приезжему путь караульный.
— Урядник Тобольского казачьего полка Никита Колобов с командой и приказом до господина томского коменданта, — четко доложился тот.
— Давай сюды грамоту, — пробурчал солдат. — И жди.
Он вернулся спустя пару минут, Колобов даже соскучиться не успел.
— Айда за мной, господин урядник.
Комендант оказался еще не старым человеком, сухим и подтянутым. На узком обветренном и сильно загорелом лице ярко светились небесно-синие, пронзительные глаза. Цепко оглядев вошедшего казака, хозяин города сделал приглашающий жест.
— Присядьте, Колобов.
Никита осторожно опустился на краешек высокого деревянного стула, явно местной работы — с тяжелыми ногами и глухой прямой спинкой, украшенной вырезанной во всю ширь птицей, похожей то ли на сову, то ли на сильно растолстевшего сокола.
— Можете обращаться ко мне по имени-отчеству, — продолжил комендант, — Василий Григорьевич. Так вот, дело ваше, по моему разумению, тухлое…
— От чего ж так?! — не удержался урядник, вскакивая.
— От того, что места тут больно глухие, а власти духовной, то бишь архимандрита Феодора, что на Томской епархии рукоположен, дальше города, почитай, и нету, — отрубил комендант.
— О как! — невольно крякнул Колобов, снова опускаясь на стул.
— Но покуда я здесь поставлен порядок блюсти, — заговорил Козлов после паузы, — приказ выполню. Дам вам провожатого из местных — тайгу знает, как свой карман… Только он — того, ухо с глазом!
— Пошто так?
— Да в холодной сидит. Уж неделю как.
— И за что?
— Рухлядью удумал на торгу переплутовать без разрешения. Балбес!
Комендант в сердцах стукнул кулаком по столешнице, так что подпрыгнул стоявший перед ним граненый стакан с чаем. Никита хмыкнул в усы.
— Другого нету?
— Нет. А чем вам этот не гож?
Колобов поскреб заросшую щеку, подумал и развел руками.
— И вправду. Не жениться ж на ём!.. Нам бы, Василий Григорьевич, на постой определиться да баньку с дороги?..
— А вот это я вам обеспечу, — посветлел комендант. — Черемных!..
В дверях вырос здоровенный детина в солдатском мундире, ему пришлось нагнуться, чтобы не снести лбом притолоку.
— Слухаю, вашбродь!
— Отведи-ка господ казаков до дома Окулиничевых. Нехай приветят на седмицу-другую…
* * *
Наутро посвежевший и выспавшийся Никита, прихватив с собой расторопного казачка Ондрейку Головастого, отправился за обещанным проводником. Тюрьма, или холодная, поместному, располагалась тут же, на задворках комендантского дома и представляла собой бывший ледник — длинный сарай, устроенный целиком в земле, но имевший двускатную крышу, крытую сосновой корой. Окон, понятно, в тюрьме не было, но пара отдушин — в середине и в конце помещения — давали некое ощущение освещения. По крайней мере, в яркий солнечный день можно было, пообвыкнув, двигаться внутри без свечи или факела. По обеим сторонам прохода тянулись зарешеченные клети, превращенные в одноместные камеры и снабженные навесными замками. Внутри каждой стояла широкая лавка, накрытая дерюгой.
Колобов в сопровождении хмурого караульного прошел холодную из конца в конец — просто из любопытства — и насчитал только трех заключенных.
— Всего-то? — удивился он. — Эт чего ж, перевелись лихие люди али как?
— Куды там! — отмахнулся солдат. — Но только господин Козлов не велят задарма лихоимцев кормить. Дескать, пущай для обчества трудятся. Так что от зари до зари все на работах. А энти вот — хворые…
— И где ж тогда мой остяк? — насторожился Никита.
— А эвон, в первой каморе сидит.
— Хворый?!
— Не… Шустрый. Велено взаперти держать, не то стреканёт…
Остановились перед клетью возле самой двери. Солдат поднял повыше факел, и Колобов разглядел лежавшего на лавке парня.
— Вставай, ощелыжник! — грозно рыкнул караульный.
Парень медленно повернул голову, прищурил и без того узкие, раскосые глаза, снова отвернулся.
— От ведь харя остяцкая! — рассердился солдат, гремя ключами. — Ну, я тя щас!..
— Погодь, служилый, — остановил его Никита и повернулся к клети: — Слышь, паря, я урядник Колобов. Приехал в Томск по особому поручению, и господин комендант поставил мне тебя в провожатые. Сказал, что, ежели верно послужишь, он с тебя вину сымет.
Никита выжидательно замолчал, наблюдая за реакцией остяка. Тот с минуту лежал без движения, потом вдруг вскинулся, да так стремительно, что враз оказался у прутьев клети.
