Старик несколько секунд рыскал глазами по сторонам, потом вздохнул:
— Неправильно мы идем, лахсы. Нужно на Глаз Эндури идти…
— Погоди-ка, ты же говорил, что на закат надо три дня, потом…
— Я ошибся, лахсы. Старый стал, память подводит. На Глаз Эндури повернуть нужно. Не то заблудимся.
Селютин еще с минуту пристально вглядывался в морщинистое и бесстрастное лицо проводника, пытаясь уловить хоть малейший знак скрытого волнения. Не нашел, скептически хмыкнул:
— Ну-ну, будь по-твоему. Лахсы…
* * *
К скиту они вышли на следующий день, ближе к вечеру. Уже первый осмотр показал, что скиту не меньше ста лет, а может, и больше. И покинут он тоже очень давно.
— Двуперстники тут жили, — обронил Охрим, хмуро разглядывая замшелые срубы, наполовину погрузившиеся в лесную почву. — Вон и крест на кедре о четырех концах…
Все задрали головы и посмотрели на почерневший от времени и непогоды крест, прибитый к стволу на высоте десятка саженей.
— А почему он так высоко? — недоуменно спросил Бурносов.
— Дерево подросло немного. За сотню-то лет, — не смог сдержать улыбку Селютин. — У вас есть другое объяснение, Андрей Захарович?
Геолог надулся и отошел в сторону, сделав вид, что разглядывает полуразвалившийся колодец. Люди медленно обошли все поселение, Петр нашел вход в один из срубов.
— Посмотрим, что там?
— Я бы оставил это дело до утра, — усомнился Михаил. — А лагерь поставим вон там, на взгорке…
Его здорово беспокоило то, сумеет ли Бес определить, куда они свернули с оговоренного маршрута, и нагнать группу? Кое-как уговорив себя не волноваться раньше времени, Михаил забылся мутным сном. Потому не удивился, когда внутренний сторож скомандовал беззвучное «тревога!».
Несколько секунд Селютин лежал неподвижно, прислушиваясь к звукам ночной тайги и спящего лагеря, потом сел и медленно осмотрел костровой круг. Сразу понял: одного не хватает. «Илькун!» — мелькнула догадка.
Михаил тихо поднялся и крадучись обошел костер. Так и есть — хант исчез.
«Ну, и где теперь его искать? — раздраженно подумал Селютин. И тут же обругал себя за недогадливость: — Да ведь старый черт именно сюда стремился, в скит!.. Что же ты здесь потерял, приятель?..»
Так же тихо ступая, он двинулся в сторону невидимого за деревьями скита. На счастье, светила полная луна, и Селютин быстро сориентировался, постаравшись приблизиться к строениям со стороны теней. Теперь скит был перед ним как на ладони, а самого Михаила и рысь бы, наверное, не разглядела.
Четверть часа минула в напряженном ожидании, и наконец терпение Селютина было вознаграждено. У крайнего сруба будто из-под земли возникла фигура и двинулась к соседнему строению. На миг человек появился в косом столбе лунного света, и Михаил без труда опознал в нем проводника. Хант остановился возле сруба и стал шарить руками по стене. Вот он что-то нащупал, раздался тихий скрип, и проводник исчез.
«Вход нашел! — догадался Селютин. — Что же ты там ищешь, приятель?..» Он короткими перебежками устремился к срубу и занял позицию слева от чернеющей дыры входа, в тени нависавшего мшистого ската крыши.
Снова пришлось довольно долго ждать. Но вот хант выбрался наружу, и тогда Михаил негромко сказал:
— Нётыйлма, лахсы?..
Старик замер истуканом, потом вдруг рухнул ничком, как подкошенный, в мох. Селютин даже испугался на миг: а ну как околел проводник с испуга? Он наклонился над телом, осторожно тряхнул за плечо:
— Эй, Илькун, ты чего? В обмороке, да?..
Хант слабо пошевелился, закряхтел и сел. В лунном свете лицо его вовсе стало похоже на жуткую маску, какие иногда используют остяцкие шаманы-камы во время своих бдений или плясок.
— Поделом мне, — хрипло пробормотал старик, — не нужно было сюда приходить…
— Я не понимаю, — раздраженно заявил Селютин, садясь на соседнюю кочку. — Что это еще за казаки-разбойники среди ночи? Чего ты шаришься по скиту? Что ищешь?
— Послушай, Михаил, ты хороший человек. Не спрашивай меня ни о чем, если не хочешь призвать к себе смерть…
— Илькун, ты, видать, ошалел с перепугу? Или мухоморов наелся и камлаешь?
А ну, выкладывай начистоту!
Старик покрутил головой, будто облитой серебром под лунным светом.
— Ох, неразумный ты, Михаил! Иди к костру, пока не поздно!..
— Не расскажешь, объявлю тебя предателем! — набычился Селютин. — А с предателями, сам знаешь, что в тайге случается.
— Совсем дурак! — не то хихикнул, не то всхлипнул хант. — Ну, да услышит меня ухо Эндури!.. Слушай, утшам пых. Есть очень старое предание у ханти: тот, кому посчастливится найти в тайге тавыт самого мойпэрны вэнтан, сможет, подобно ему, видеть, как рысь, слышать, как росомаха, чуять, как волк! Он станет сильным, как медведь, и быстрым, как олень. Он сможет оборачиваться любым зверем и становиться невидимым даже при свете солнца!..
— Красивая сказка…
— Это не сказка. Мой прапрадед однажды нашел в тайге полумертвого мансу, который назвался Кёлеком и рассказал, что был проводником у команды служилых. Они искали в урманах беглых двуперстников, а Хозяин на них осерчал и всю команду извел. Но при том тавыт свой потерял, а Кёлек — нашел. Мой прапрадед вывел мансу на дорогу к острогу, а тавыт себе забрал. Только не помог ему тавыт, водил по урманам целых две луны! Пока прапрадед не догадался его спрятать. Только тогда и смог к стойбищу выбраться…
— А куда он его спрятал-то? — уже заинтересованно перебил Михаил.
— В одном из заброшенных скитов между речками Икса и Бакчар. — Илькун тяжело вздохнул.
— А почему же тавыт его по тайге водил, вместо того чтобы силу дать?
— Так ведь нужно еще вэр таксар совершить, чтобы тавыт тебя признал хозяином…
— Получается, твой предок про обряд этот не знал?
— Он потом узнал, когда уже из тайги вышел. Но обратно за тавыт не пошел — шибко страшно было.
Хант судорожно вздохнул, Селютин ехидно покосился на него:
— А тебе, стало быть, не страшно?
— Я стар. Я полжизни провел в урманах. Город мне чужой. И умереть хочу в тайге, а не на улице… Ну а если Эндури поможет тавыт найти, глядишь, и поживу еще!
— Ага. Разумно… — Михаил поднялся. — Ну, я так понимаю, тавыт ты здесь не нашел? И что дальше делать станешь?
— Ничего. Рядом скитов больше нет. Дальше идем озеро земляного масла искать. — Илькун тоже встал.
— Тогда пойдем-ка спать, лахсы, — Селютин приятельски приобнял ханта за худые плечи, — до рассвета еще часа три…
* * *
Утром маленький отряд благополучно свернул бивуак и двинулся в старом направлении, на запад. На сей раз впереди пошел Охрим, и, как оказалось, не зря. Еще до полудня лесовик вдруг вернулся к остальным, подошел к Селютину и твердо сказал:
