— За нами идут.
— Кто? Конкуренты?
— Нет. Человек и зверь.
— Как это?! — Михаил пристально посмотрел лесовику в глаза. — Ты ничего не путаешь?
— Я знаю тайгу лучше твоего остяка! — оскалился Охрим. — Я нашел два следа — человеческий и медвежий.
— То есть они оба идут за нами? Вместе, что ли?
— Нет… Каждый своей дорогой. Но явно за нами. Уже часа два.
Селютин почесал макушку, подумал и объявил привал. Потом потребовал, чтобы Охрим все рассказал остальным. Бурносов, услышав новость, расчехлил и зарядил свое ружье, Петр недоверчиво хмыкнул, а Илькун посерел, сел на пятки, сложил руки перед грудью в странном жесте и принялся раскачиваться в стороны и бормотать что-то на своем языке.
Михаил оглядел всю компанию и поинтересовался:
— Какие будут соображения, господа?
— Ну, медведь нам не страшен, — заявил Петр. — Сейчас лето, еды в тайге полно. Мишка просто любопытничает. А вот человек… Может, поймаем его и спросим?
— Вряд ли это будет просто, — покачал головой Охрим. — Он, похоже, тоже лесовик — тенью ходит, и босой к тому же.
— Ну, мы тоже не лыком шиты, — чересчур бодро вставил Бурносов. — Давайте на него засаду устроим?
— Идея хорошая, но малоосуществимая, — невесело усмехнулся Селютин. — Но за неимением лучшего можно попробовать. Как, Охрим?..
— Можно… Только сначала…
Он недоговорил. Откуда-то сбоку раздались хруст ломаемого валежника, неразборчивые ругательства, и тут же на прогалину из подлеска вывалился… Бес! Боже, в каком он был виде! Мешковатые куртка и штаны его грязно-зеленого цвета с рыжими пятнами, делавшими владельца почти незаметным среди лесной пестроты, изорваны в клочья, через всю правую щеку протянулась глубокая царапина — явно не от сучка или ветки, левая кисть висела плетью и распухла. Ни рюкзака, ни походного мешка при «цыгане» не оказалось, хотя, по здравому размышлению, должен был быть. Оружия, кроме ножа на поясе, тоже не наблюдалось.
— Что с тобой, Бес?! — сумел после минутного замешательства вымолвить Селютин.
— Об медведя зашибся! — нервно огрызнулся тот и стал судорожно хлопать себя по карманам, один из которых болтался наполовину оторванный. — У тебя папиросы есть?
— Ты же бросил курить?!
— Я передумал!..
Михаил в изумлении протянул ему коробку «Невской перспективы» — дорогущих модных папирос, полученных от щедрот Кухтерина. Бес с трудом прикурил, едва не сломав папиросину, так сильно тряслись его руки. Только сделав несколько глубоких затяжек, он немного успокоился и попытался улыбнуться. Но глубокая рана на щеке не позволила, и «цыган», скривившись от боли, прошипел сквозь зубы:
— Всё, дружище, мы пропали!..
Селютин молча ждал продолжения, хотя тоже закурил, что являлось признаком крайнего возбуждения.
— Я такого зверя никогда не встречал, — снова заговорил Бес. — Выглядит как медведь, но больше! Много больше!..
Все переглянулись. Охрим кашлянул.
— А человека ты, случаем, там не видел?
— Какого человека?.. А, этих трех гавриков, что топают за вами уже третьи сутки?..
— Нет. Одного. Но тоже очень большого…
— Что за гаврики? — насторожился Михаил.
— Не знаю, кто они, но идут за вами след в след, как заправские ищейки. — Бес с видимым сожалением выбросил мундштук докуренной папиросы. — Дай еще одну, — попросил он Селютина. — А большого человека не видел.
— Так что медведь?
— Сердитый больно. Кто-то его сильно обидел, вот он и кидается на всех подряд.
— И что же нам делать, друзья-приятели? — иронически вопросил Михаил.
— Нужно делать вэр ромасан, — вдруг громко и ясно проговорил Илькун, про которого, признаться, все подзабыли. — Только так можно задобрить Хозяина урмана, и тогда он, возможно, отпустит остальных…
— Погоди-ка, — напрягся Бес. — Ты действительно думаешь, что к нам пожаловал сам хозяин тайги?! Но это же сказки!..
— А тебя тоже сказка приголубила? — усмехнулся Селютин. — Вот что. Нам сейчас не до философских споров. Что за обряд успокоения, Илькун?
— Хозяину нужна жертва…
— В виде чего?
— Жизнь. Одна жизнь за жизни остальных.
— Жертвоприношение — это форменная дикость! — негодующе воскликнул Бурносов. — Давайте сделаем засаду на это… на этого… Нас же пятеро! Пять взрослых мужчин, отлично вооруженных!..
— Хозяина очень трудно убить, — мрачно сказал хант. — Почти невозможно. Только если пробить глаз до самого мозга…
— У нас нет другого выбора, лахсы, — тихо возразил Михаил. — Мы никого не готовы принести в жертву. Значит, будем драться…
— …и все умрем, — убежденно закончил старик и рассмеялся сухим, трескучим смехом.
* * *
Шли быстро в течение нескольких часов, отмахав по логам и гривам добрых два десятка верст. Остановились только раз — перевести дух да закусить парой-тройкой сухарей, запивая водой из баклаги, которую наполнили накануне в ручье у скита. Пить воду из встречавшихся по дороге ручьев Илькун строго запретил. На резонный вопрос — почему? — последовал загадочный ответ:
— Там теперь смерть…
— А ты, часом, не спятил, дед? — язвительно поинтересовался Бес. — Это каким же образом твой Хозяин может воду в ручье отравить? Вода-то проточная, не озеро и не лужа?
— Хозяин все может, — убежденно заявил хант. И почему-то ни у кого не возникло желания проверить утверждение на практике.
Часам к шести пополудни отряд достиг высокой гривы, окруженной с двух сторон завалами из полусгнивших деревьев. С третьей стороны открылась излучина довольно широкой реки.
— Это Икса, — определил, сверившись с картой, Селютин.
— А это — идеальное место для засады, — обвел рукой гриву Бес. На вершине ее, будто специально, росли тесной группой пять молодых берез, образуя своего рода естественный редут. Заложив промежутки между стволами комлями погубленных деревьев вперемешку с валежником и дерном, отряд получил неплохое укрепление, из которого легко можно было отбиться от троекратно превосходящего численностью противника.
— Но противник-то у нас как раз один, — озабоченно сказал Петр, — и не факт, что редут его удержит.
— У нас четыре двустволки двенадцатого калибра, к каждой по десять зарядов картечи и по полсотни дроби, — подсчитал Михаил. — Даже если мы этого… Хозяина и не убьем, то уж шкуру испортим основательно. И придется ему на какое-то время ею заняться.
— И что это нам даст? — хмыкнул Бес.
— Мы сможем оторваться от него, — бодро заявил Бурносов.
