Глава 4
Томск. Август 20… года
Воскресный день — единственный, когда мы с Машей просыпаемся вместе. Обычно она встает гораздо раньше меня, потому что работает директором краеведческого музея. Рабочий день у нее начинается в восемь тридцать, но ведь еще нужно сделать гимнастику, принять душ, «нарисовать личико» (по ее собственному выражению), позавтракать и доехать до музея на маршрутке. На эти дела уходит уймища времени! Да, чуть не забыл, моей ненаглядной еще и меня разбудить надо, потому что я сплю как сурок. И если меня не будить с помощью холодной воды из распылителя для глажки белья, могу проспать полдня. Конечно, профессия журналиста — свободная, в смысле организации рабочего процесса, но ведь сами-то дела делаться не будут.
Но воскресенье я обожаю именно за то, что нам обоим никуда не нужно торопиться!
В этот день я, как ни странно, просыпаюсь первым и несколько минут просто лежу и слушаю дыхание любимой женщины. Потом тихонечко сползаю на пол из-под покрывала, встаю на руки и иду на кухню варить горячий шоколад и жарить тосты из горчичного батона. Затем эти тосты намазываются вишневым повидлом и вместе с чашечкой шоколада ставятся на блюдце и на жостовский поднос. Я несу поднос в спальню и ставлю на прикроватный столик в изголовье кровати, прямо Маше под курносый носик. Потом сажусь напротив и жду. Примерно через пару минут носик приходит в движение, смешно морщится, принюхивается и подает сигнал хозяйке: подъем!
Маша открывает один глаз, видит меня и мурлычет своим непередаваемым бархатным контральто:
— Доброе утро, котик!
— С праздником, родная, — улыбаюсь я.
— С каким? — открывается второй глаз.
— С нашим выходным днем!
Маша приподнимается на локте, видит поднос с угощением, произносит что-то вроде «ммау» и тянется за тостом. Легкое покрывало сползает, открывая моему взору соблазнительную округлость с розовым бутоном. Я делаю кувырок по паласу и точно оказываюсь рядом с кроватью, тянусь губами к соску и… получаю щелчок по носу.
— Не начинай, Котов! Иначе мы сегодня из дома не выйдем. Ты не представляешь, какая я голодная!..
— Я тоже, — отвечаю. — Может, и не надо никуда идти?
— Провокатор! Сам же предлагал сходить в технопарк посмотреть новую выставку нанотехнологий…
Мизансцена повторяется еженедельно только с разными концовками, но нам она нравится до безумия.
Вот и сегодня после щелчка по носу я состроил физию обиженного кота, которому не дали стащить со стола котлету, и сказал:
— Хорошо, милая, я потерплю до вечера. Но ты мне должна помочь в одном важном деле.
— С удовольствием, Димочка! — пробормотала Маша с полным ртом.
— Ты ешь, а я пока расскажу.
В пять минут я выложил всю информацию по делу пропажи отца Александра и подытожил:
— В общем, я решил провести собственное расследование, все-таки Сашка — мой старый друг. Не мог он просто так пропасть.
— А в чем будет заключаться моя помощь?
— Мне нужно поработать с городскими архивами. Предки отца Александра были переселенцами, попали под раздачу во время борьбы с раскольничеством. При Анне Иоанновне…
— Но ведь раскол церкви произошел при Алексее Михайловиче?
— Да. А смута растянулась аж на целый век!.. Понимаешь, Машуня, идти официальным путем — писать заявление, обоснование, собирать справки — это не мое. Я журналист, а его, как волка — ноги кормят. Цигель-цигель, ай-лю-лю…
— Хорошо, милый. Воспользуюсь своим служебным положением. — Она с удовольствием допила шоколад и откинула покрывало.
Я (в который раз!) воззрился на ее точеное тело греческой богини. По-моему, даже рот разинул. Во всяком случае, Маша расхохоталась, гибко вскочила с постели, легко увернулась от меня и исчезла в ванной комнате.
Вздохнув, я показал язык своему отражению в зеркальной двери встроенного шкафа напротив кровати и поплелся на кухню готовить завтрак себе.
Когда яичница с зеленью и тосты с сыром уже ароматно парили на столе, на кухню заглянула Маша — свежая, с мокрыми волосами, в зеленом купальном халате — вылитая русалка.
— Димочка, только помогу я тебе завтра, сегодня архив не работает.
— Тогда пойдем гулять в лес! — предложил я. — Махнем на автобусе до Коларово — всего-то полчаса. Там — кедрач обалденный!..
— А технопарк?
— Он никуда не денется. А вот хорошая погода…
— Согласна! Бегу собираться…
Настроение мое подскочило до отметки «max», и я принялся уплетать любимый завтрак.
Когда я уже допивал круто заваренный (обязательно!) зеленый цейлонский чай, неожиданно подал голос мой мобильник. И, конечно, это оказался Ракитин. Предчувствуя подвох, я нажал кнопку соединения.
— Привет, Олежек. Что у нас плохого?
— Привет… Вообще-то, это моя реплика. — Ракитин был явно не в духе, поэтому я решил сегодня с ним не шутить.
— Так что случилось-то?
— Скажи-ка, ты, случайно, не знал такого — Тимофея Зырянова?
— Этот парень — журналист из нашего «Вестника»… Но я с ним лично не знаком.
— Ага. Значит, помочь не сможешь.
У меня в голове тихо тенькнул знакомый тревожный звоночек. Он всегда проявляется, когда назревает очередное приключение, не входящее в мои планы.
— А что с ним? — как можно равнодушнее поинтересовался я.
— С ума сошел… Ладно, отдыхай. Сегодня же воскресенье.
В трубке запел сигнал отбоя. С Ракитиным всегда так: бросает трубку, если считает разговор со своей стороны оконченным. И плевать ему, что абонент не успел что-то договорить!
Поскольку сегодня действительно было воскресенье — наш с Машей волшебный день, я решил его не портить и загнал своего «внутреннего сторожа» поглубже в подсознание.
Спустя полчаса мы с любимой, взявшись за руки, уже весело бежали через двор к автобусной остановке.
* * *
В предвечерний час в кафе «Таежном», что расположено у северного входа в городской парк, посетителей было на удивление немного. Наверное, этому отчасти способствовала прекрасная, теплая и безветренная погода — нечастая гостья сибирского лета. И люди, освободившиеся от дневных забот, не спешили менять тесные пространства рабочих офисов и кабинетов на не менее замкнутые, отгороженные от остального мира залы и зальчики кафешек и ресторанчиков. Наоборот, они не спеша прогуливались по бульварам и аллеям парков, смеялись, шутили, ловили губами робкий вечерний ветерок и вдыхали ароматы нагретой листвы взамен кондиционированной прохлады.
Такое положение дел вполне устраивало двоих, сидевших в отделенной от остального зала кабинке кафе и потягивающих ледяной мохито из запотевших высоких бокалов. Первый — седовласый, с гордой осанкой и тяжелым взглядом из-под густых бровей. Второй — квадратный, сгорбленный, почти лысый, то и дело рыскающий глазами по сторонам. Со стороны могло показаться, что встретились бывшие деловые партнеры, имеющие претензии друг к другу. Впрочем, так оно и было.
