Но он, повторяю, промолчал. Поразительно.
Наконец на тропинке, ведущей от дома к беседке, появился Абилат. Стоило мне увидеть его лицо, я сразу понял, что вдовой моя Брина в ближайшее время не станет. Ну и хвала Магистрам. Успели, значит.
– Хороший день, Кофа, – улыбка Абилата была усталой и рассеянной, но вполне лучезарной. – Как же я рад, что вы меня сюда позвали, потому что, при всем уважении к коллегам, не думаю, что… – Он осекся и уставился куда-то вверх, в дальний угол беседки. – Ох, простите, сэр, я вас не сразу заметил. И вам, конечно же, хорошего дня!
То есть, надо понимать, для него призрак не был невидимым, даже при дневном свете. Ничего себе.
– Приятно видеть воспитанного молодого человека, – откликнулся Хумха. Свойственные ему сварливые интонации впрочем, никуда не делись.
Брина, хвала Магистрам, не обратила внимания на их переговоры. Ее сейчас интересовало совсем другое. Абилат прекрасно это понимал, поэтому торопливо сказал:
– Знаете, леди Брина, я думаю, теперь все будет хорошо. Сэру Хийике уже лучше, он спит, и вы его, пожалуйста, не будите.
Хийика, значит. Чудное имя, даже для уроженца Куманского Халифата. Интересно, из какого он города? Вряд ли из Кумона, хотя все может быть, конечно… Я только теперь понял, что до сих пор не знал, как зовут мужа Брины. Ну или давным-давно выкинул его имя из головы как ненужную информацию. Если мои друзья хотят, чтобы я знал по именам их домочадцев, им следует связывать свою жизнь с мятежными колдунами, на худой конец – с городскими нищими, фальшивомонетчиками или придворными Его Величества, тогда я буду в курсе всех перипетий их семейной жизни, а так – извините, не выходит.
– Мне теперь нужно кое-что сделать, – говорил тем временем Абилат. – Чтобы, так сказать, закрепить успех. Но не здесь, в смысле не у вас дома. То есть я хочу сказать, что сейчас уйду, а вы отдыхайте. Больному ничего давать не нужно, я имею в виду, никаких лекарств, но если проснется и попросит поесть, вы ему, конечно, принесите, что сам захочет, никакой особой диеты не требуется. И, да, амобилер я пока тут у вас оставлю, вы не беспокойтесь, я его вечером сам заберу, заодно проверю, как у вас дела… Сэр Кофа, вы меня простите, пожалуйста, но мне надо срочно увидеть Джуффина. Для леди Брины у меня были хорошие новости, а вот для него, скорее, плохие. Что-то неладное творится, он вам потом расскажет, ну или я сам расскажу – вечером, вы только пришлите мне зов, хорошо? Обязательно!
Он отвернулся, уставился в потолок, вежливо поклонился – как я понимаю, попрощался с Хумхой, – потом вышел из беседки и тут же исчез. Ушел Темным Путем. Уже выучился, значит, прокладывать его самостоятельно, на моей-то памяти все больше готовыми тропами пользовался. Молодец, что тут скажешь.
– Такой молодой мальчик, да? – сказала Брина, разглядывая тропинку, где только что стоял Абилат. – Бывает же… Слушай, Кофа, он действительно сказал, что все будет хорошо? Мне не померещилось?
– Так и сказал, – кивнул я. – А мог бы и не говорить, у него на лице все было написано. Где это видно – чтобы знахарь от безнадежного больного такой довольный выходил?
Она неуверенно кивнула, криво улыбнулась и вдруг разревелась – в голос, взахлеб, почти торжествующе, так плачут маленькие дети, пробудившись от плохого сна, не столько от страха, сколько на радостях, что кошмар оказался ненастоящим. Прежде я только однажды видел Брину в слезах – в тот день, когда был принят Кодекс Хрембера, она ревела в точности как сегодня, бурно, зато недолго. Потом, когда успокоилась, объяснила: всегда была уверена, что не доживет до окончания гражданской войны. Не то предсказал ей какой-то шарлатан, не то сама придумала. И когда поняла, что война все-таки закончилась, следовательно, приговор отменяется, расплакалась от облегчения. И вот теперь тоже.
– Прости, Кофа, – сквозь слезы сказала она. – Это я зря. Держалась-держалась и вдруг расслабилась, позорище…
– Правильно сделала, – сказал я. – Реви давай, горе мое, говорят, для здоровья очень полезно давать волю чувствам. Тем более мне все равно ехать пора. Уже часа полтора как пора, если честно.
– Даже в дом не зайдешь? – Брина так огорчилась, что перестала плакать. – Теперь-то можно. Там камра на кухне, на жаровне стоит. Вкусная.
Конечно, я зашел. Мне, кроме всего, еще и любопытно было поглядеть, как она устроилась в этом своем синем домике. Когда еще выберусь.
Осмотрев холл, кухню, обе гостиные – дневную и вечернюю – и опоясывающую дом веранду, выпив две кружки камры, по части которой Брина могла бы дать фору почти всем столичным поварам, я наконец откланялся, взяв с нее клятву держать меня в курсе дел – не только сегодня, но и вообще всегда.
– А почему ты сам на ней не женился? – спросил призрак моего отца, едва мы отъехали от дома Брины.
Я, признаться, даже растерялся. Странная постановка вопроса.
– А зачем бы мне на ней жениться?
– Ну как – зачем? Она же тебе нравится.
– Еще как нравится, – подтвердил я. – Но ты учти, мой бывший заместитель, а ныне Второй Начальник Канцелярии Забот о делах Мира, сэр Тренки Нон, нравится мне еще больше. И что прикажешь делать?
– Как такое может быть?! – опешил призрак. – В нашем роду не было кейифайев! И в роду твоей матери их тоже не было, я все дотошно выяснил прежде, чем взять ее в свой дом.
– Ну при чем тут кейифайи? – вздохнул я. – Брина, Тренки и еще несколько дюжин человек, работавших со мной в Правобережной полиции во время войны за Кодекс, до сих пор нравятся мне куда больше, чем все остальные люди, с которыми я знаком. Но все же не настолько, чтобы на них жениться. Я понятно объясняю?
– Ага. То есть эта женщина тебе не нравится, – заключил Хумха. – Странно, мне показалось…
– Давай будем называть вещи своими именами, – предложил я. – Когда ты говоришь «нравится», ты имеешь в виду: «влюблен» или что-то в таком роде. Это не так. Брина – старый друг, вот и все. Ну, как для тебя… – я осекся, поскольку понял, что не сумею подобрать пример. У Хумхи на моей памяти не было не то что друзей – добрых знакомых. Даже со своими коллегами из Семилистника он виделся редко, неохотно и уж точно не по собственной инициативе.
– Как для меня – кто? – заинтересовался отец.
– Не знаю, – вздохнул я. – Может, и никто. Тебе виднее. Ну не родился же ты таким, каков есть. Был когда-то молодым, глупым, заводил друзей. Скажешь, нет?
– Мало ли что было давным-давно. Я уже толком и не помню.
Еще бы. Уж пару-то тысяч лет он на свете прожил, хотя точно его возраста не знал никто; думаю, Хумха и сам в какой-то момент сбился со счета.
Призрак явно утратил интерес к разговору и умолк. Воспользовавшись паузой, я отправил зов Джуффину, но его, судя по всему, больше не было в этом Мире. Ушел небось на эту свою Темную Сторону, а может, просто в Холоми по делам отправился, в стенах Королевской Тюрьмы Безмолвной речью пользоваться совершенно невозможно. Хотя первое вероятнее, если учесть, что Абилат рванул к нему с какими-то загадочными новостями.
