– Могу и рассказать. Но вряд ли я утолю твое любопытство. Я не любитель исследовать собственную природу и размышлять о своем месте во Вселенной. Живу, как вздумается и как получится, просыпаюсь сегодня здесь, завтра там. Не могу сказать, что это всегда зависит от моего выбора, но мне в общем все равно – все нравится, все подходит, лишь бы не угораздило однажды угодить в сбывшееся, определенное, окончательно осуществившееся. Воздух там гуще, чем моя кровь, свет слишком сладок, а тьма звенит так пронзительно, что барабанные перепонки рвутся. Совершенно невыносимо. Собственно, мне и здесь-то с некоторых пор бывать довольно затруднительно. Разве только в саду у Франка посидеть могу – на самой границе. На границе мне легко дышится, всякая граница – моя земля, мое вечное королевство, источник жизни, дом. О границах я знаю очень много и могу говорить бесконечно. Но ты, как я понимаю, хочешь узнать не о границах, а обо мне. Вернее, о своем друге, который очень скоро сам здесь объявится. И тоже ничего толком тебе не объяснит. Потому что, как и я, преуспел в изучении окружающего мира, но не собственной природы. Уж я-то его знаю.
– Могу понять вас обоих, – кивает Макс. – Если бы кто-то принялся расспрашивать, как устроен я сам, пришлось бы отправлять его к специалисту – например, к мудрому Франку. Я-то и двух слов не свяжу, даже наедине с собой до смешного косноязычен. А от других почему-то жду внятных разъяснений.
– К мудрому Франку, значит, отправил бы. Экий ты, оказывается, дипломат, – смеется Франк. – Ловко ввернул похвалу и ждешь теперь, что я сам, без дополнительного приглашения все тебе про Стражей растолкую. Такое нахальство заслуживает поощрения, но мне, строго говоря, и сказать нечего, кроме того, что ты уже и сам понял. Время от времени рождаются такие существа, половинки целого, близнецы, разлученные навек, окончательно и бесповоротно, потому что один из них может жить и действовать лишь в сбывшейся, овеществленной реальности, на лицевой, так сказать, ее стороне, а второй – только на переменчивой изнанке вещей, в темных щелях между замыслом и рождением, обещанием и осуществлением. Но Страж не был бы Стражем, если бы близнецы время от времени не встречались на границе между тем и другим. Только там, на границе, в единстве с самим собой и обеими сторонами реальности проходит настоящая жизнь Стража, а все остальное – пауза, предназначенная для отдыха и развлечений, возможность набить положенные шишки и набраться сил, накормить сознание опытом, занять разум игрой, да мало ли что еще можно придумать, чем бы Страж ни тешился, лишь бы не тосковал о себе… И я, конечно, совершенно напрасно сказал: «там», – здесь, в моем саду, как раз и пролегает граница между сбывшимся и несбывшимся, вероятным и невозможным, объяснимым и непостижимым. Для того он и нужен, поэтому я тут, и «Кофейная гуща» открыта в любое время суток, и чайник томится на плите – для тех, кто осознанно или по неведению пересек эту границу, наяву ли, во сне ли, не имеет значения, тут у нас сон и явь – одно и то же, а дружеский прием, глоток горячего питья и разумные речи нужны всякому путнику. С нами они уж точно не пропадут, не заблудятся, не лишатся разума, не превратятся в неугомонные бездомные тени, которые только и ждут случая досадить своим соседям. Впрочем, все это ты и сам уже знаешь. И сформулировать смог бы, пожалуй, не хуже моего. Ничего нового я сейчас не сказал.
Макс, может, и знает, зато Триша слушает, разинув рот. Никогда прежде Франк не объяснял ей, почему они тут живут и зачем нужна «Кофейная гуща». Да ей бы и в голову не пришло расспрашивать – есть, вот и хорошо, существование само по себе ответ на всякий вопрос о смысле. Но если уж Франк рассказывает, надо слушать, любая кошка знает это правило: дают – бери, не можешь съесть сейчас, припрячешь до поры, рано или поздно пригодится, отыщешь и спасибо скажешь, а как иначе.
– Ну вот, дождались. Скоро будет полный комплект, – будничным тоном говорит Ахум.
Встает и делает шаг в туман, и еще один, и еще, и Триша почему-то зажмуривается – именно теперь, когда его уже все равно не видно и вообще ничего особенного, только туман, к которому она давным-давно привыкла – с трех сторон у нас забор, а с четвертой туман, обычное дело, а что ж.
– Ты чего это? – удивленно спрашивает Макс.
– Просто отдыхаю, – объясняет Триша.
– От впечатлений, – подсказывает Франк. – Поняла, что с нее на сегодня хватит. Триша у нас молодец, свою норму знает, и это выгодно отличает ее от подавляющего большинства мыслящих существ.
И, погладив Тришу по голове, говорит ей:
– Ступай-ка ты, девочка, на кухню. Ужин-то никто не отменял. А у нас ничего не готово, кроме сливового пирога. Я его еще днем испек, для клиентов, а они на печенье налегали, все как один, так что пирог нам остался – почти целиком. Но этого все равно мало.
– Конечно, мало, – кивает Триша. – Что еще приготовить? Может, лисий салат, из курятины и лесных ягод? И омлет – это быстро, даже если по твоему рецепту все делать. Доверишь?
– А что ж, пожалуй, доверю, – поразмыслив, кивает Франк.
Триша несется в дом, окрыленная его согласием. И только на пороге кухни останавливается и думает: а все-таки надо было еще немножко задержаться, посмотреть, кто выйдет из тумана – сам Ахум или его двойник, с которым, оказывается, дружит Макс, или оба сразу? И если оба, то как они будут себя вести? И что на это скажет Франк, и какое лицо будет у Макса, и о чем они все станут говорить. Наверное, еще можно вернуться, невелика беда, если салат с омлетом будут готовы на четверть часа позже. Но возвращаться ей почему-то совершенно не хочется.
– Давай ты посмотришь, если уж я занята, – говорит Триша зонту, вынося его за порог. Ловко вскарабкавшись на яблоню, вешает зонт на ветку, повыше, чтобы уж точно все разглядел.
Идет в кладовую за яйцами, складывает их в лукошко, ставит его на стол и снова бежит в сад, к дереву, на котором остался висеть ее зеркальный зонт.
– Ты только не подумай, что я испугалась, – говорит Триша. – Нечего тут бояться. Наоборот! Только, понимаешь, я хочу узнавать обо всем понемножку. Потому что если увижу и услышу все сразу, оно в меня не поместится. Я не лопну, конечно, но ничего толком не пойму, не запомню, и получится, что все было зря. А я так не хочу. Понимаешь?
Зонт, конечно, помалкивает, такова уж его бессловесная природа. Зато зашелестели листья яблони, а ведь ветра совсем нет. Значит, понимает, – думает Триша. Еще бы он не понимал!
– Ты самый прекрасный и умный зонт в мире, – прочувствованно говорит Триша. – Сказал бы мне кто раньше, что такие бывают, ни за что бы не поверила.
Когда заскрипела входная дверь и зазвучали голоса, Триша уже закончила смешивать заправку для салата и принялась взбивать яйца, поочередно добавляя в них двадцать семь обязательных приправ, строго по порядку, как Франк учил.
– Пожалуйста, не отвлекайте меня сейчас, – говорит она, не поднимая глаз на вошедших. – А то собьюсь, перепутаю, и будете потом есть невесть что вместо настоящего омлета, а я умру от стыда… И пожалуйста, снимите кто-нибудь зонт с яблони. Он там довольно высоко, но с тропинки сразу разглядите, он на виду висит.
