– Мне и в голову не приходило ставить вопрос таким образом. Ты – это ты, точка. И когда мне кажется, что ты делаешь что-то не то, я говорю себе, что просто слишком мало знаю и поэтому не могу понять.
– Так оно и есть, – спокойно согласился Лонли-Локли. – Рад, что ты это столь ясно осознаешь.
– Поэтому я вовсе не собирался выяснять, придурок ты или нет, – вздохнул я. – Мне важно знать, способен ли ты на компромисс? Или это совсем уж поперек твоей природы?
– Поперек, конечно же. Но не природы, а всего лишь моей сегодняшней личности. И когда речь идет о вещах, по-настоящему важных, это не имеет значения.
– Ясно, – сказал я. И задумался.
С одной стороны, я был чрезвычайно доволен нашим разговором. Всегда радостно выяснить, что чужой поступок, казавшийся тебе демонстрацией слабости, на самом деле был проявлением силы, видимая покорность судьбе – следствием хладнокровного расчета, а душевная черствость – виртуозным самообладанием. Такого рода открытия я люблю больше всего на свете. И когда в результате приходится чувствовать себя полным идиотом, это кажется мне невысокой и более чем разумной платой за возможность в очередной раз убедиться, что все устроено гораздо сложнее и несоизмеримо лучше, чем я способен вообразить.
Все это было просто прекрасно. Однако ответа на вопрос: «как бы этак исхитриться открыть Лонли-Локли тайну Незримой Библиотеки, не подвергая опасности библиотекарей?» – я так и не получил. Теперь сам не понимал, с какой стати решил, будто это автоматически станет ясно после того, как я выясню, зачем он тогда сидел в очереди за разрешением. Ну вот, выяснил. И что?
А ничего.
Обычно в сложных ситуациях я шел за советом к Джуффину. Но сейчас это было исключено. Потом я, кстати, не раз спрашивал себя, почему сразу, не задумываясь, решил любой ценой скрывать от шефа тайну Незримой Библиотеки. Притом, что уж кто-кто, а сэр Джуффин Халли знает толк в компромиссах и, прямо скажем, не слишком дорожит буквой закона. Кому как не ему улаживать это дело ко всеобщему удовольствию? Умом я это прекрасно понимал, однако был тверд: пока возможно, Джуффину – ни слова.
Потом, много позже, я понял, что меня останавливало. Джуффин был совершенно непредсказуем, чем дольше я его знал, тем яснее видел, что никогда не смогу угадать, каким будет его следующее высказывание, решение, поступок. Я не сомневался, что шеф легко разберется с библиотекой и призраками, но совершенно не представлял, каков будет результат его вмешательства. Слишком много фактов, чужих интересов и обстоятельств, о которых я не имею ни малейшего понятия, он будет принимать в расчет, вычисляя идеальное решение. Но гораздо хуже было другое: Джуффин имел на меня колоссальное влияние. Я опасался, что, даже если его решение поначалу покажется мне ужасным, шеф быстро меня переубедит. Я, как это обычно случается, приму его сторону, и вот тогда мои призраки останутся без малейшей надежды на защиту.
Другого потенциального советчика, Лойсо Пондохву, я совсем недавно собственноручно вызволил из его персональной тюрьмы и отпустил на все четыре стороны. Лойсо добился от меня, чего хотел, поэтому вероятность того, что он теперь найдет время мне присниться, была ничтожно мала. И потом, я так много говорил с Лойсо о самых разных вещах, что заранее представлял его ответ. «Сперва пойми, чего ты на самом деле хочешь, – вот что сказал бы Лойсо. – Защитить своих новых приятелей от своих же коллег? Облагодетельствовать друга, сделав его своим вечным должником? Или ощутить вкус настоящего одиночества, обладая тайной, недоступной всем остальным? – А потом, скорее всего, добавил бы: – Ну конечно, как я сразу не подумал! Больше всего на свете ты хочешь быть хорошим. Причем для всех сразу, включая Халлу Махуна Мохнатого, по чьей нечаянной милости в городе завелась куча мертвых книг». Вот что сказал бы мне проницательный Лойсо Пондохва, не имевший привычки щадить мое самолюбие. И был бы, конечно, кругом прав. А толку-то от его правоты.
А третьим мудрым советчиком был сам Шурф Лонли-Локли. И хорош я, конечно, был бы, если…
А собственно, почему нет. Пусть сам придумывает, как мне выкручиваться.
– Выяснив, способен ли ты на компромисс, я собирался принять некоторое важное решение, – наконец сказал я.
И снова умолк. Сформулировать проблему, не проговорившись по сути, та еще задача.
Лонли-Локли вопросительно приподнял бровь. Дескать, не тяни.
– Я так ничего и не решил, – признался я. – Только еще больше запутался. Вот сам посуди. Предположим, есть некая тайна. Сразу оговорю, что она не таит в себе угрозы – ни Соединенному Королевству, ни его жителям, ни даже их домашним животным. Птицы, растения, рыбы, моллюски и адепты Ордена Семилистника тоже в полной безопасности.
– Перечислять всех, кому не угрожает опасность, необязательно, – сказал сэр Шурф. – Я уже понял, что твоя тайна – самая безобидная в истории человечества. Даже не представляю, где ты такую откопал. Продолжай, пожалуйста.
– Смотри, как получается. Я очень хочу – нет, даже не так, считаю совершенно необходимым – открыть эту тайну тебе. То есть своему другу Шурфу. Но никак не государственному служащему высшего ранга сэру Лонли-Локли. Вот ему – ни в коем случае. Проще умереть, как любят говорить наши арварохские друзья.
– Понимаю, – кивнул он. – Действительно, непростая ситуация. Скажи, пожалуйста, для тебя очень важно открыть мне эту тайну?
– Посмотри на меня, – усмехнулся я. – В каком виде я к тебя заявился. И в какое время суток. Еще вопросы есть? И учти, тебе это даже нужнее. Практически вопрос жизни и смерти. Собственно, поэтому я так извожусь.
– Интересные дела, – флегматично сказал Шурф. И, помолчав, спросил: – А что по этому поводу думает сэр Джуффин?
– Ничего не думает. Шеф не в курсе.
– Интересные дела, – повторил он.
Стороннему наблюдателю могло показаться, будто Лонли-Локли слушает меня только из вежливости. Но я-то видел, что он натурально лопается от любопытства. Хоть и непросто в это поверить.
– Значит, так, – подытожил он. – Есть некоторая информация, которая, по твоему мнению, мне совершенно необходима. Однако разглашение этой информации чревато неприятностями с законом для какого-то третьего лица. И ты опасаешься, что моя потребность соблюдать правила может привести к печальным для этого лица последствиям. Так?
– Еще как опасаюсь.
– И в общем, правильно делаешь. Подобная ситуация вполне возможна. Хотя вероятность ее далеко не столь велика, как ты наверняка воображаешь.
Лонли-Локли задумался. Наконец сказал:
– Не вижу особых проблем. Ты можешь наложить на меня одно из заклятий, препятствующих разглашению тайны. Нарушивший запрет немедленно погибает – в муках или без, в зависимости от выбранного заклинания. Следовательно, у меня не останется выбора. И, как все лишенные выбора, я стану совершенно свободен – от чувства долга, принципов, служебных обязательств и, по большому счету, от самого себя.
