Людей, которые были задействованы в отвлечении внимания во время нападения, нашли довольно быстро. Только вот выяснилось, что они все местные и ни сном, ни духом. У каждого имелась вполне правдоподобная история. Мало того, проверка с перекрестным опросом фигурантов полностью все подтвердила. То есть, людей использовали втемную. Что выглядело невероятным без продолжительного наблюдения, а то и слежки за многими потенциальными участниками.
– Я беру дружину и иду по пришлым людям, – раздраженно произнес тысяцкий, вставая, после того, как Дима обобщил и разложил по полочкам собранные материалы.
– Погоди! – остановил его князь.
– Почему? – удивился Вельяминов.
– Потому что они к этому делу не имеют никакого отношения.
– То есть как?
– Вспомни – какие семьи или компании из пришлых людей из города уезжали после нападения? Видишь? Никому из них не было никакой выгоды вредить мне. Тем более что у них всех остался кто-нибудь близкий в городе. Ты считаешь, что кто бы вот так взял и добровольно отдал своего родича на растерзание?
– Почему на растерзание?
– Потому что в таких ситуациях всегда думают на пришлых людей. А под пытками люди могут сознаться в чем угодно. Даже в том, как они Еву соблазняли в Эдемском саду.
Дядя нахмурился, а князь продолжил:
– Это кто-то свой. Тот, кому выгодна моя смерть.
– Так на Москве таких злодеев и не осталось, – пожал плечами Вельяминов. – Бояре, что против тебя были, отъехали в Тверь.
– Кстати, а что им с моей смерти? Какая выгода?
– С твоим братом было бы легче сладить. Это ты не по годам умный, а Иван возрасту своему подходящий. Так что много лет еще толком ничего понимать не сможет. Мутная вода, а не правление. А в ней и рыбу проще ловить, и от злодейства укрываться.
– Ясно, – хмыкнул князь. – Тем более что поехали они в Тверь к нашим «заклятым друзьям». Очень показательно. А кто кроме них? Кому я мог любимый мозоль отдавить?
– Не знаю, – покачал головой Василий Васильевич. – По Москве о тебе только добрые вещи говорят. Ну и потешаются, конечно. Куда без этого? А про тех, что зло затаили, я и не слышал.
– А помнишь ли ты, сын мой, – вдруг оживился митрополит, до того молчавший, – как поругался по весне с одним уважаемым плотником?
– Это когда я ульи задумал делать, а уважаемый плотник… хм… – задумался на пару секунд Дима, – Назар, кажется, препираться со мной стал?
– Мне мнится, что он обиду затаил. Люди говорят, мастер он был – золотые руки. Только возгордился из-за дара своего. Сказывали, что сложно с ним. Никого ни во что не ставит. Даже с теми, кто заказывает, – спорил да пререкался. Но если уж делает, то диво как хорошо. А ты ему раз сказал делать так, как тебе надобно, два, а потом разозлился и просто прогнал. С ним так еще не поступали.
– А действительно, – заинтересованно посмотрел на Алексия князь. – Этот мог. У него ведь и семья с домом в посаде. Кстати, что с ним?
– Умер, – пожав плечами, произнес Вельяминов. – Еще в день покушения на тебя, княже, полез на крышу зачем-то, сорвался, и аккуратно на обух своего топора затылком налетел.
– Как интересно он упал…. У него кто-то остался?
– Жена с двумя дочками-малютками, – отметил дядя. – Родичи его давно преставились. Во время последнего мора. А она пришлая – он ее вроде как на торге купил в Тавриде для забавы. Так что, скорее всего, по миру пойдет. По весне или ранее.
– Очень интересно… – задумчиво произнес князь.
Не прошло и четверти часа, как под задорный лай собаки Дмитрий вошел в избу искомой семьи. Уже вечерело. Семья собиралась ужинать. Обе дочки сидели на лавке и с нетерпением взирали на горшочек, с которым возилась Анна.
– Ну, здравствуй, хозяйка, – с порога произнес князь, привлекая ее внимание.
Она явственно вздрогнула и резко обернулась. Судя по тому, как побледнело ее лицо – с узнаванием проблем не возникло. Супруга покойного Назара умудрилась выдать себя с головой. Ведь с чего честной женщине бояться подростка неполных десяти лет? Не с ножом же он к ней пристает в темном переулке?
Дмитрий же окинул ее взором и обомлел. Фигура, проступающая сквозь одежду, говорила о стройности и даже какой-то изящности. Как и изумительно красивое лицо с большими выразительными глазами. По его вкусу, разумеется. В те годы таких женщин на Руси не уважали. В цене были крепкие, дородные – кровь с молоком. Чтобы и коня на скаку остановить могла, и в горящую избу войти сумела. И в этом был свой прагматичный резон – жизнь была суровой, предъявляя жесткие требования к крепости организма. Другой вопрос, что значительная часть сознания князя прибыла в эти края из другой эпохи. А потому взгляды и вкусы имела соответствующие. В довесок ко всему, Анна, несмотря на двух детей-малышек, выглядела очень подтянуто и упруго, имея за плечами лет двадцать от роду. Не «фитоняшка», конечно, однако весьма и весьма близка.
«Эх… мне бы лет побольше», – с определенной грустью подумал Дмитрий, ощупывая Анну взглядом. Вероятно, та что-то такое почувствовала, потому как в ее глазах кроме откровенного ужаса, на грани паники, стало читаться и недоумение. Ведь перед ней стоял парень явно слишком маленький для того взгляда, которым он ее одаривал.
– Почто не здороваешься с гостями? – сухо поинтересовался митрополит, который вошел вместе с князем и боярином к вдове. Видимо, его голос и хмурый вид подействовали на нее отрезвляюще.
– Д-д-доброго вечера, – дрожащим голосом произнесла она. – Проходите. Садитесь к столу.
– Спасибо, хозяйка, – произнес Дмитрий, отметив у нее едва заметный акцент. – Только я поговорить с тобой хочу. Скажи, незадолго до того, как твой супруг преставился, к нему никто не захаживал в гости?
– Не помню, княже, – нервно сглотнув, произнесла женщина вновь задрожавшим голосом.
– Послушай, – уже намного холоднее продолжил князь. – Твоего мужа убили те же люди, что пытались убить и меня. Попользовались и избавились, дабы не болтал лишнего. Я вообще удивлен, что вы живы. Или я не прав?
От услышанных слов у Анны подкосились ноги, и она рухнула на колени. А из глаз полились слезы – натурально крокодильи. Однако долго заливаться слезами женщина не стала, а бросилась в ноги князю и стала причитать:
– Не за себя прошу! За детей! Вымрут же! Как же они без меня? – Ну и так далее, и тому подобное.
И снова этот неподдельный страх в глазах. А обе дочки, что сидели на лавке, сжались как-то, стараясь спрятаться на ровном месте. Им явно передалось настроение мамы.
– Ты закончила? – поинтересовался Дмитрий, когда женщина как-то замешкалась в мольбах и воззвании к жалости.
– Не за себя прошу… – вновь было начала она.
– Хватит! – довольно жестко прервал ее Дмитрий и, взяв за волосы, задрал ей голову так, чтобы глаза не прятала в пол. – Я к мольбам глух. Придумай, как стать мне полезной. От этого зависят твоя жизнь и благополучие. И их тоже, – кивнул он на лавку с детьми. – Ты поняла меня?
